— Тебе Нил всё рассказал? Письмо, которое мне подкинули, дал прочитать? — спросила у Кольцова Зиночка, помахав вслед отъезжающей машине подполковника.
— И рассказал, и дал прочитать, и даже поделился твоими подозрениями относительно скрипачки, — отрапортовал Фёдор.
— Хорошо, — кивнула Зинаида.
— Чего уж тут хорошего? Ты что, действительно решила ещё на три дня остаться? От тебя же всё шарахаться будут.
— Пусть шарахаются — это их проблемы. Но раз неизвестный просит о помощи, значит, нужно там остаться. А ты бы как поступил?
— Я бы открутил башку этому Герману Блюму. Вот сто процентов: не обошлось там без его вмешательства! Сначала безобразиям попустительствует, а потом за свою шкуру трясётся и письма анонимные под дверь подсовывает.
— Кстати, девушку Ивана зовут Леночка, — нарочно сменила тему Князева.
— Ты сейчас это к чему? — недовольно пробурчал Кольцов.
— Просто! Сообщаю!
— Может, до Зонтиковой прокатимся? — заговорил молчавший Моршин. — А что? Муж на работе, дома она одна, вдруг разговорится?
— Ты намерен ей про письмо рассказать? — сухо спросила Зиночка. — Думаю, этого делать нельзя.
— А как тогда объяснить цель встречи? — задумался Нил.
— Так и я про то же… Преждевременно сегодня её беспокоить. Мне нужно всё хорошенько обдумать.
— В каком направлении будешь извилины напрягать? — поинтересовался Фёдор.
— Смотрите… — таинственно произнесла Зиночка, выдохнув облачко белого морозного пара. — Если допустить, что группа людей, подчиняющаяся боссу с прозвищем Ле Местр, совершает противозаконные действия по его указке, то… Это значит, что этот — или эта? — Ле Местр имеет на группу рычаги влияния… Попросту — компромат… Поэтому первое, что приходит мне сейчас в голову, — существует нечто общее, связывающее всех членов этой условной группы. Помните, когда я рассказывала о разговоре с внучкой профессора?
— Ну? — подтвердил Кольцов.
— Подумав, я пришла к выводу, что она специально заостряла моё внимание на некоторых работниках из медперсонала. Она давала понять, что знает что-то такое из их прошлого, что делает их людьми второго сорта… Вы бы видели, сколько насмешливого презрения было в её взгляде, когда я сказала, что они оказывают мне определённые услуги, связанные с процедурами и лечением… Она так переменилась, будто узнала обо мне постыдную, тщательно скрываемую тайну. И ещё… — вспоминала Зиночка. — Все её манеры тут же испарились, и она стала вести себя со мной так, словно имеет надо мной власть. А эта сцена за завтраком? В которой Юрий Васильевич выступал в качестве поборника морали и блюстителя нравственности. К чему это всё было?