Раздаётся свист, мы останавливаемся. Рон моментом приободрился. Девок нет, компенсирует беспрерывными драками.
— Карина, иди к нам! — зовут голоса из тьмы глубинной.
— Иди, иди, — подталкивает её Мирон, и девушка, пошатываясь, нас покидает.
— Чё, как там твоя Люба? — уныло спрашиваю я.
Мирон одержим одной девчонкой и машинами. Можно ещё спросить об чью рожу разбиты кулаки. Собственно и весь узкий круг интересов моего друга.
Но он друг. Самый настоящий.
Всегда защищает, выручает. Делился много лет со мной жвачками и лимонадом. Такое не забыть. Не всегда я жил богато. Это сейчас папа такие карманные стал мне отваливать, что я могу машину купить.
Так что Корсаров человек надёжный, но ограниченный.
— Люба на похороны приехала, даже не глянула на меня. Я хотел поговорить, прыгнула к такси и сбежала. Люба-любовь, — расстроенно вздыхает Корсаров, рассматривая на ходу свои кулак со сбитыми костяшками. Замахивается и куда-то во тьму между сосен кидает пустую бутылку. — Будто столько лет не дружили, как будто я чужой ей. Покрасилась опять в брюнетку. Капец стрёмно!
Ему хуже, чем мне. Любу затравили парни в девятом классе. Потому что кроме неё девчонок не было и всем хотелось красавицу Любу пощупать. Мирон дрался за неё, я поддерживал его порывы. Не удивительно, что у Любы на парней аллергия, и Мирон, как настоящий мужик, попал в чёрный список. Хотя любит её. И они действительно дружили с детства.
— Помнишь, про Гелика рассказывал?
Мирон не стесняется говорить, что любит одну, что одержим только одной. А я по моде хочу, чтобы куча баб, мне не нужных, а я им так очень нужен. С появлением денег в карманах начал из себя что-то строить, подстраиваться под современные нравы и стереотипы. Папа богатый, вытирай об девок ноги, особенно из бедных семей. Я пока не вытирал, но слёзы уже видел, и обиженные девушки сидели у дверей квартиры.
Хотел, быть свободным, но вляпался случайно в любовь и, похоже, утоп.
— Мне нравится, — оценил Мирон. — Гелик на Гелике. Станешь большим и богатым купи ей Гелендваген.
Мы опять замолчали. Не думал, что так сложно даже другу признаться, что втюрился. Да так влюбился, что до слёз расстраиваюсь. Иду, и дышать сложно. Алкоголь расслабил, разум замутил, мне без Гелика хреново.
— Ну? — толкает меня плечом Мирон, смотрит хмуро, густые брови к переносице съезжаются.
Я вообще не понимаю, как он не трахался ни разу, с такой смазливой рожей. Девки штабелями укладываются, а он ни в какую.