— Спасибо, леди Дагмар.
Она подошла к двери и открыла её. Тот зверь, которого она называла собакой, ждал снаружи. Он опустил голову и обнажил на Гвенваеля клыки.
— Кнут. Прекрати. — Дагмар не повышала голос, но ей и не нужно было, так как собака тут же подчинилась.
— Он напоминает меня, — заметил Гвенваель, поднявшись. Он знал, что если ляжет, то не встанет несколько часов.
— И что это значит?
Гвенваель долго смотрел на пса, а затем улыбнулся Дагмар.
— Я голоден. Могу я что-нибудь перекусить… перед ужином?
Прищурившись, Дагмар быстро махнула руками. Собака тут же ушла.
— Я попрошу принести тебе сыр и хлеб.
— Сыр и хлеб? А у тебя нет немного мяс…
— Сыр и хлеб, южанин. Радуйся, что получишь хотя бы это. И держись подальше от моих собак.
Дагмар вышла, а Гвенваель крикнул ей в след:
— Кто-то не очень хорошо обо мне заботится!
— У нас проблема.
Бриёг поднял взгляд от книги, которую читал, и посмотрел в лицо Брастиаса — генерала армий Аннуил и одного из нескольких человеческих мужчин, которых Бриёг мог выносить — закрыл книгу и спросил:
— Что Гвенваель сделал на этот раз? Мне нужно связаться с матерью? Война уже разверзлась или только надвигается?
Брастиас, чьё лицо со шрамами большую часть времени выглядело мрачным, улыбнулся.
— Каждый раз, когда я так начинаю разговор, ты задаёшь одни и те же вопросы.
— Мои братья в два счета создают неприятности, когда выходят погулять. И мы все это знаем.
— Боюсь, что дело совсем не в этом. И тебе захочется, чтобы проблема была в Гвенваеле, а не в том, что на самом деле.
— Что случилось?
— Тебе нужно это видеть. Простой пересказ не передаст проблемы.
Брастиас повёл его на тренировочные арены. С ростом армий Аннуил увеличили и тренировочное пространство. Брастиас привёл Бриёга к тому, где тренировались новички. Одним из новобранцев оказалась дочь Бриёга. Большую часть дней она проводила в учебном союзе, но ушла из замка, когда почувствовала необходимость. И пока её мать — его дорогая, милая, тихая Талит — терпеливо ждала, когда Иззи потеряет интерес к тому, чтобы быть воином, Бриёг боялся, что этот день никогда не наступит, ведь Иззи говорила и грезила постоянно о том, чтобы сражаться в битве, быть воином.
И каждый раз, когда Бриёг видел свою Иззи, у неё был новый синяк или порез, или какая-нибудь часть раздулась вдвое от нормального размера. Когда она присоединялась к ним за ужином, её хмурое выражение лица могло бы испугать богов, она прихрамывала или на руку была наложена шина, или повязка на голове прикрывала ужасную рану. Во время трапезы она засыпала прямо за столом, и Талит с Бриёгом относили её в комнату и укладывали в постель. А утром она возвращалась на тренировочное поле, к своим собратьям, к новым синякам и боли.