Именно это пыталась показать мне Кора, умирая. Ее прощальный подарок. Я поймала ее для себя как раз после такой ночи, совсем крохотную, с детский кулачок. А спустя луну Энгард погиб, закрыв меня собою от стрел. Я только и смогла, что оттащить его от куста, который жадно тянул к нему побеги. Провела с ним последние часы, закрыла ему глаза и похоронила, завалив в низинке ветками и камнями.
И лишь после этого я поняла, как прав был отец. Жизнь без любви – иллюзия. Неважно, жизнь Охотника или простого человека. Такая же иллюзия, как и сны ларн. В снах, по крайней мере, нет боли и тоски. Может быть, горе и закаляет, заставляя душевно расти, но любому человеку хочется тепла и покоя. Я пыталась найти его в обычной жизни. Или в новой любви. Но никто не мог сравниться с Энгардом, а повседневность казалась слишком пресной и тусклой. Только охота придавала ей хоть какой-то смысл и остроту.
Отец оставил мне большой уединенный дом почти у самых Лесов, в каком-то десятке граймов от опушки. После смерти Энгарда я наведывалась в Хеймар, ближайший город, только для того, чтобы продать Аллинду пойманных ларн и сделать необходимые покупки. Заодно заходила в таверну, где собирались Охотники, выпить кружку горячего пива и узнать новости.
Меня звали Дикой Тайрой. Красивая, искусная в охоте – но мрачная, нелюдимая и неприступная. Охотники заключали пари, удастся ли кому-нибудь приручить меня. Но после двух неудачных попыток завязать новые отношения я никого не подпускала к себе ближе, чем для приятельской болтовни. Для компании мне хватало ларны.
Большинство относились к ним как к вещам. Наверно, даже цветы в саду казались более живыми, потому что требовали ухода. Но я давала своим ларнам имена, разговаривала с ними и твердо верила в то, что они меня понимают. Особенно любила последнюю, Кору. Наверно, в первую очередь, потому, что она помнила Энгарда и дарила мне сны о нем. Очень редко, но именно тогда, когда я больше всего по нему тосковала. И даже умирая, она попыталась дать мне возможность увидеть его в последний раз. Как будто попрощалась со мной – и позволила окончательно попрощаться с ним.
5.
Когда, прихрамывая на раненую ногу, я принесла в город свой последний улов, один из приятелей шепнул мне в таверне:
- Тайра, тебе лучше пока не охотиться. Тайная служба вышла на тебя.
- Как? – неприятно удивилась я.
Разумеется, все мы были наперечет, на каждого Вольного у Тайной службы имелось досье. Однако закон позволял арестовать нас только с поличным. Например, когда мы выходили из Лесов с ларнами. Или в лавке перекупщика. Однако в первом случае это считалось доказанным фактом охоты, а во втором тянуло лишь на торговлю. Впрочем, и это грозило тюрьмой. Обычно нас брали либо случайно, либо по чьей-то наводке: такой-то Охотник придет с товаром. Но бывало и так, что кто-то попадал под особое пристальное наблюдение. Тогда выбор оказывался невелик: либо полностью покончить с охотой, либо бросить все и бежать в другой город на границе Лесов, чтобы начать жизнь под новым именем, с чистого листа.