Гробовую тишину, царившую вокруг, разорвал голос Ворона.
– А почему никто не ест? Яства не удались? Провинились кашевары?
Люди словно опомнились. Кто-то взялся за кружку, кто-то принялся громко заверять, что еда выше всяких похвал. Ворон не ответил, но на меня в любом случае прекратили пялиться. Ухо пощекотал смешок Горислава, вот уж кому идиотская ситуация явно доставила удовольствие.
Он дошел до помоста, птицей взлетел по шаткой лесенке и усадил меня прямо в кресло. Сам плюхнулся рядом, между мной и братом. Не успела я отдышаться, как моя тарелка уже была доверху наполнена мясными разносолами. Со вздохом я взялась за куриную ножку, выглядевшую наиболее прожаренной, и чуть не подавилась.
– Что это за выходка?! – прошипел Ворон.
Я скосила глаза. На столе между блюдами лежала завязанная узлом двузубая вилка.
– Какая выходка? – как ни в чем не бывало уточнил Горислав.
– Зачем тебя понесло вниз?!
– За кем, – поправил нахал, и мне пришлось закусить губу, чтобы не рассмеяться, так невинно прозвучал его голос. – Я сходил за Мариной.
– Это я и сам вижу!
– Не сердись, любимый, – пропела Луиза. – Он всего лишь хотел услужить мне. Я так скучаю без своей подруженьки.
– Так какой из моих невест ты хотел услужить? – рядом с вилкой легла такая же искореженная ложка.
– Никакой, – пожал плечами Горислав. – Ты забыл позаботиться о нашей сестричке, и я сделал это сам.
– Марина, – словно нехотя буркнул Ворон. – В следующий раз сама иди к нашему столу. Ни к чему плодить разговоры.
– Угу, – отозвалась я.
Хозяин замка отвернулся, а Горислав мне подмигнул и подсунул поближе кубок с вином.
«Ну вот… Братья ругаются, а у невест косы трещат, – подумала я. – И как меня угораздило в это вляпаться?»
Я снова покосилась на воинов. Горислав едва заметно улыбался и, откинувшись в кресле, потягивал вино. Ворон же словно почувствовал мой взгляд. Мгновенье, и я смотрю в яркие синие глаза. Сердце вспугнутой птицей зашлось в бешеном ритме. Я смотрела и не могла отвернуться, словно какая-то неведомая сила превратила меня в неподвижную статую. Я забыла и про толпу народа в зале, и про Горислава, сидевшего между нами, и про Луизку.
Вдруг прямо на моих глазах яркий синий цвет начал тускнеть и меркнуть. Я сморгнула, а когда снова посмотрела на Ворона, то увидела уже только его затылок. Он отвернулся и, склонившись, прислушивался к что-то щебечущей Луизке. Стало до слез обидно, хотя спроси меня кто почему, я бы не смогла ответить. Медленно отложила куриную ножку, которую до сих пор держала в руках, и уставилась в зал.