В плену у фейри (Уилсон) - страница 66

— Хорошо, — сказала я, и его улыбка вызвала во мне трепет.

— Давай поедим, — он указал на еду на подносе, как щедрый хозяин.

Я осторожно села на край кресла — я была в ужасном состоянии — схватила ближайший кусок сыра, но не донесла его до рта.

— Мне нужна соль, — сказала я.

Он искренне рассмеялся.

— Это миф. Тебе не нужна соль, чтобы есть нашу еду. Это не привяжет тебя к этому миру. Мы тебя привяжем, а не наша еда.

Я проигнорировала угрозу, закрыла глаза, пока с наслаждением ела сыр. Я была очень голодна. Когда я открыла глаза, он смотрел на меня как кот, глаза были огромными, радужки расширились.

— Вкусно? — бодро спросил он.

— Я так голодна, — я схватила горсть орехов и сухофруктов с полноса и засыпала все в рот.

— Не спеши, охотница. Я обещал, что не дам тебе голодать. Я подготовил этот поднос для тебя, чтобы выполнить обещание.

— Мне нужно, — попыталась сказать я, но пришлось дождаться, пока я все проглочу. — Мне нужно поговорить с тобой о моей свободе от клетки.

— Почему бы тебе не доесть, — он указал на ширму в другой части комнаты, — и не помыться? Я принес чистую одежду и маленькую ванну за той ширмой. Может, тебе даже понравится. Твоя одежда выглядит… поношенной.

Это он еще мягко описал мои испорченные вещи.

— Я тут не для одежды и купания, — сказала я. — При их Дворе есть дети. Смертные дети.

Он просто смотрел на меня задумчиво. Ничего не говорил. Не удивился. Не пугался.

— Ты знал, — еда выпала из моей руки. Почему я ощущала, что меня предали? Он был фейри. Он был жестоким. Запутанным. Я знала это. Так почему думала, что он будет переживать?

— Смертных детей часто воруют, — сказал он спокойно. — Мы не можем уже зачать своих.

Мой рот открылся. Я резко закрыла его. Я целовала его. Такого бессердечного.

— Тебе все равно. Они воруют детей, а тебе все равно.

Он выглядел растерянно и нервно, словно боялся моей реакции и не знал, какой она будет.

Я ощутила жар на щеках, а потом поняла, что плакала. Почему я видела в нем друга? Потому что он дал мне еду и нарисовал кровью картину? Потому что ему нравился обмен на поцелуи?

Я не должна была забывать, что он не был человеком. Он не был моим другом.

— Ты — монстр, — я встала. Мне нужно было уйти от него. Мое обещание держало меня в комнате, но мне не нужно было сидеть напротив него как подруге.

Я пятилась, пока плечи не ударились об стеллаж за мной. Моя челюсть дрожала. Слезы текли, жаркие и быстрые, все расплывалось перед глазами.

Ладони Скувреля были подняты, словно он пытался успокоить меня.

— Я говорил тебе, что мы — монстры.

— Ты не дашь мне спасти их? — они были просто детьми. Просто напуганными детьми, и некому было позаботиться о них.