— Нет, — он говорил тихо. Словно не переживал из-за того, что бил ножом в спину.
— Ты не отпустишь меня и спасти моего отца? — мой голос был сдавленным от слез. Мне было все равно.
— Ни за что.
— Тогда зачем покупал меня обратно? Почему не оставил меня с сестрой?
Он сглотнул, глаза стали мрачными, и он сказал:
— Я — Валет Дворов. Я сею проблемы. Это я делаю.
— Я тебя ненавижу, — мои ладони дрожали. Мой нож был в руке, несмотря на мое обещание. Я в два шага пересекла комнату и подошла к нему, прижала нож к его горлу в следующий миг. Я игнорировала его окровавленное ухо. Его жертва была не для меня. Он затеял свою игру.
Ему было плевать на испуганных детей. Ему было плевать на моего страдающего отца. Потому что они были смертными, как я. Он не считал, что мы заслуживали сострадания или уважения.
Я покажу ему иное.
— Чего ты от меня хочешь, Эластру Ливото Хантер? — он звучал утомленно.
— Я хочу, чтобы ты уважал меня! — я кричала. Я не могла остановиться. Я была как собака, сорвавшаяся с поводка.
— Я уважаю нож, который ты прижала к моему горлу, — его глаза пылали.
— Мало уважаешь, — горячая слеза покатилась по лицу.
— Я уважаю жестокость в твоих глазах.
— Я хочу куда больше, — я дрожала так сильно, что кончик ножа трясся.
— Я уважаю жизнь в твоем бьющемся сердце, которое требует моих страданий.
— Это подойдет.
Я убрала нож, пока не нарушила обещание. Я и не могла его нарушить.
— Я просто должна спасти отца и тех детей. И все.
Он кашлянул, его пальцы коснулись места, где был мой нож.
— Я уважаю это.
— Но ты не поможешь мне? — спросила я. Я уже рыдала и не могла остановить это.
— Нет.
— Зря я давала тебе поцелуи. И угрозы, — сказала я, убирая нож в ножны. — У тебя нет сердца, чтобы его разбить. У тебя нет души, чтобы ее ранить.
Я могла плюнуть в него. Но зачем тратить силы?
Я подняла повязку, чтобы напомнить себе, кем он был.
— Прошу, не… — он поднял руку, умоляя, но я видела только спутанные нервы и бурю внутри.
Я прошла за ширму, сняла грязную одежду и опустилась в горячую воду, оттирала себя с яростью, которую не могла больше нигде выместить, мои слезы текли без остановки.
Когда я выбралась из деревянной кадки, моя кожа была красной, и комната была тихой, лишь порой вода плескалась об стенку кадки.
Скуврель не был мне другом.
Это означало, что я не могла позволить ощущать к нему что-то, кроме ненависти. Мне нужно было превзойти его, как и мою сестру. Может, придется его убить. Может, стоило сделать это сейчас, пока был шанс.
Перед глазами всплыло его отрезанное ухо, но я отогнала воспоминание. Кто знал, зачем он это сделал? Точно не ради помощи мне.