Пухлощекий программист с модной бороденкой, сидевший напротив меня, начальнически выговаривал самому Фирдману, а наш добрейший и тишайший сосед Евгений Иванович, расхрабрившись во хмелю, втолковывал Трофимову некие прописи. Я прислушался.
— …Оттого, что официальная наука нос воротит от психодинамического поля, оно никуда не делось, Алексей Николаич! — воинственно напирал сосед. — Это же истинное мракобесие — думать, будто гипнотизер словами внушает! Нонсенс полнейший, средневековая вера в заклинания! Не-ет, тот же Мессинг воспринимал пси-хо-поле человека!
— Да что вы мне словами внушаете? У нас, вон, в цеху военпред есть! — контратаковал Трофимов. — Так из него это ваше психополе прет, как вода из брандспойта!
Я насторожился.
— Военпред? — Евгений Иванович непонимающе дернул бровью.
— А вы что думаете, военным не нужны микросхемы? — хихикнул пьяненький начальник цеха. — Да они вообще, будь их воля, всё под себя загребли бы! Хотя на нашего грех жаловаться, мужик классный. Правда, есть в нем нечто такое… — он неопределенно повертел ладонью, словно лампочку выкручивая, и вздохнул. — А что вы хотите? Его еще в детдоме обидели — один раз и на всю жизнь! Имя вписали… Знаете, какое? Дик! Представляете? Дик Владимирович Сухов! Как обозвали! М-м… О чем бишь я? А! Когда у Сухова настроение портится, приборы как с ума сходят, вместо данных погоду показывают! Да я сам однажды… Прошлым летом, что ли? Ну, да! Короче, выходит наш военпред с проходной, надевает темные очки… Да как сорвет их, как закинет в кусты! Чего это он, думаю? Подобрал я те очки — обычные, от солнца. Только на темных стеклышках — прозрачные, такие, пятнышки, как раз посередке, напротив зрачков… Ну, будто протаяла чернота от взгляда!
— Во-от! — многозначительно затянул сосед. — Николаич! Тяпнем за психополе!
— Тяпнем, Иваныч!
Радостно цокнули рюмки. А я почуял, как холодок по спине сквозанул. Эти «проталинки» мне знакомы… Сам такие оставлял не раз. Пугался, ломал очки, избавлялся, как преступник от улик…
…Никем не замеченный, явился Старос. Расплылся в своей разбойничьей ухмылке, широко раскинул руки, готовый обнять всех сразу.
— О-о-о! Штрафную шефу! — был общий глас. — С горкой!
Сидел я, как всегда, с краю, поэтому ускользнул незаметно, пока всей компанией спаивали Филиппа Георгиевича.
«И нет мне покоя…» — мелькнуло в голове.
Тревоги и ожидания ворвались в душу, как студеный ветер — в натопленную избу, выхолаживая, выметая уют… И замещая духоту морозной свежестью.
* * *
Завечерело. Крадучись, вытянулись тени, сливаясь в зыбкий сумрак. Зажглись фонари вдоль аллеи, и тьма, таившаяся в закоулках, сразу надвинулась, густея синевой. С берега Черного озера наплывала музыка. Узнавался мотив Таривердиева — умел человек скрывать улыбку в печальных нотах.