Наплевав на последствия, подруга все же поехала к Терехову.
Не знаю, что произошло между ними, но моей Крис больше не было. Она осунулась, не ела, интерес к жизни пропал. На мои вопросы, сказала, что попрощалась с Тимофеем навсегда. Только сейчас ей нужно было время, чтобы окончательно отпустить его. Она обязательно станет прежней Крис, но не сегодня. И не завтра. И даже ни через месяц. А тогда, когда рана на сердце немного затянется.
Было неплохо, что она осознает все и понимает, но все равно приходилось следить за ней, хоть она и просила оставить ее в покое. Вдруг помрет от голода? Или истощения? Я себе этого бы никогда не простила.
Поэтому часто проводила время со своей подругой. Оставалась ночевать у нее. Болтала с ней без умолка, надоедала так, что иногда она злилась на меня. Но меня ее злость только радовала. Потому что так она оставалась хоть немного открытой, и не пыталась окончательно замкнуться в себе.
Январь подошел к своему логическому завершению, как и зимние каникулы. Настало время возвращаться в универ.
За прошедшее время от Игнатова не было ни слуху, ни духу. С извинениями он не спешил явно, а больше причин видеться со мной у него, похоже, не было. Да и в этот месяц я как-то мало о нем вспоминала. Все мое время и мысли занимала Крис.
В универ мы шли с Кристиной вместе. Она в подавленном состоянии, я с дрожащими коленками. И не зря.
С Крис мы распрощались у входа, так как у нее пары были в старом корпусе, вход в который находился с другой стороны здания, а я уверенно вошла в центральные двери.
Его я увидела сразу. Он стоял в окружении своих друзей прямо напротив входа. На его руке повисла какая-то очередная блондинка в короткой юбке. Но ему было все равно. Его взгляд был прикован к дверям. Он ждал. Думаю, меня.
Мне кажется, мы оба вздрогнули, столкнувшись взглядами. Издалека я не видела выражение его глаз, но напряжение между нами чувствовалось даже на расстоянии. Мои ноги стали ватными, и в этот момент я захотела просто сбежать куда-нибудь подальше. Отвела глаза и прошла мимо с гордо поднятой головой, сама трясясь от страха. Напрасно. Игнатов как стоял, так и остался неподвижным.
Безразличие Олега должно было меня порадовать, но я расстроена. Потому что мне до сих пор обидно. Очень неприятно осознавать, что человек, которому ты верила, оказался предателем. И самое обидное, он этого не отрицал. И никак не пытался исправить.
От пары прошло чуть больше двадцати минут. Я немного успокоилась и пыталась записывать лекцию, но получалось плохо. Мои мысли находились в хаосе, и лекция была на последнем месте в списке моих скакунов. В дверь постучали, а затем громкий голос сообщил: