— Ну, предположим, не Петера, а созданный в имаджинаре образ, напоминающий Петера.
— Ты следил за нами? — спросил Сергей.
— Что ты, конечно, нет. За вами уследишь! Нет, правда, только одним глазком. Дело-то серьёзное.
— Ладно, — Сергей решительно поднялся, эскулап отцепился, и, шлёпнувшись на пол, расплылся бесформенной лепёшкой, пытаясь подтянуть под себя щупальца. — Петер это, или нет, он силён. Попытался закапсулировать созданное мной же пространство. И могло получиться. Только и я знаю кое-какие секреты. Свернул я ту реальность, вместе с ним и схлопнул. Он, конечно, выберется, но, надеюсь, не скоро. Надо успеть найти его реальное тело. Кира подсказала, где искать. Осталось прийти и сделать.
— Куда прийти-то?
— Ламолиор, Гюнт. Там начали, там и закончим. Дай аэрокар!
Сергей послал подальше крепких парней, попытавшихся ему помочь. Кира видела, что он выскреб из самых тайных запасников организма последние силы, чтобы твёрдой походкой порядочно выпившего, но желающего казаться трезвым, человека, дойти до лифта. Кира зачем-то тащилась следом, и ей хотелось то поддержать Сергея, то задушить его. Она тоже дошагала до лифта, её никто не остановил. Едва закрылись створки, Сергей привалился плечом к стене. После, когда они шли по крыше к стоянке аэрокаров, оступился, разрешил Кире подхватить себя. Пожалуй, слишком охотно позволил.
— Ну, не поминай лихом, — бодрясь, сказал Сергей, когда аэрокар, завидев пассажира, раскрыл мембрану.
— Ты знаешь, — вместо прощания ответила Кира, — что ты козёл?
— Прости, — ответил Сергей, но Кира не уловила в его голосе раскаяния. — Это был самый простой способ выкинуть тебя в реал. Ты же понимаешь, в реале я бы тебя… я бы и пальцем тебя не тронул. Всё, пока!
Сергей плюхнулся на место пилота. Машина ожила, готовая взметнуться в предвечернее небо. Сергей тут же уснул. Кира вздохнула, и полезла на пассажирское сидение.
— Ты как здесь оказалась? — надтреснутым голосом поинтересовался Сергей, но к тому времени под ними чашей выгибался океан.
— Испугалась, — ехидно ответила Кира. — Подумала, ты уйдёшь, и кто будет меня спасать?
— Понятно… — Сергей завозился, пытаясь устроиться поудобнее, — Глупо. Тебе надо быть подальше от меня, тогда и спасать не придётся. И что теперь?
— Может, для начала объяснишь, в какую ерунду я вляпалась?
— Ну, если тебе станет легче, — Сергей залез в аптечку, выбрал нужную ампулу, та, присосавшись к запястью, впрыснула мутную жидкость и, довольная, отвалилась. — Тогда, после катастрофы на Надежде, мы не смогли восстановить ни генераторы, ни защитный купол, и всё равно продержались почти два земных года. Другие погибли, а мы трое выжили. Хартвиг заинтересовался нашей аномальной живучестью, он надеялся воспроизвести эту способность в экзоморфах второго поколения. Вот нас, подопытных свинок, и доставили в его лабораторию. Он говорил, что всё это связано с нашей особой… мутацией, что ли… нашей особенностью — ускоренным нейрогенезом. Не спрашивай, как быстрое создание новых нейронных связей помогает мозгу адаптироваться к изменяющимся условиям, но мы умудрились выжить на Надежде, и это факт. Только Хартвигу этого было мало, он мечтал создать из нас экстраэкзоморфов, пытался свести к минимуму искажения, которые вносит в восприятие реальности груз предыдущего опыта. Эксперименты на крысах дали потрясающий результат, собачки тоже не подвели, реактивный нейрогенез обеспечивал им невероятную приспособляемость. С людьми оказалось сложнее. Первым добровольцем был Дункан, вторым — Петер. И оба погибли. До меня очередь так и не дошла. А недавно появились основания полагать, что Дункан и Петер… не совсем мертвы. Мы не успели взять в оборот Хартвига, он того… выжег себе мозг, предварительно уничтожив все данные об экспериментах…