Юра не вытягивается — выгибается, щелкает каблуками; фуражка сидит у него на руке.
— Сотник Лисицын?
— Ваше императорское величество!
— Пойдем, братец, пойдем.
Он, полуулыбнувшись, разворачивается и идет первым, указывая Лисицыну путь через порталы в зазеркалье. Комнаты наполнены резной мебелью оранжевого сучковатого дерева, похожими на водопад хрустальными люстрами, масляными портретами в золотых окладах — по левую руку лица прежней династии, Романовской, по правую — нынешней, Стояновской: глаза в глаза.
Охраны и прислуги больше не видно. Музыка становится четче и настойчивей. Наконец приходят в большую гостиную — ковры, диваны, стол на шесть персон с тяжелыми деревянными стульями, подушки с бахромой, зеркала. Фортепиано, за которым сидит девочка десяти лет, великая княжна Мария Аркадьевна. От стола, обложенный учебниками и тетрадями, поднимает глаза на гостя мальчик — сам цесаревич.
— Здравствуйте, — здоровается он первым.
— Ваше императорское высочество, — опять стучит каблуками Лисицын.
— Ты похож знаешь на кого? — смеется из-за фортепиано девочка и принимается наигрывать что-то другое, бравурное.
— Маня, прекрати! — делает ей замечание мальчик. — Она «Марш оловянных солдатиков» из «Щелкунчика» играет! — объясняет он вытянувшемуся во фрунт Лисицыну.
— Садись, братец, за стол, не стой. — Государь отодвигает для сотника стул, но тот продолжает стоять.
Во рту сохнет.
— Садись же, ну? В ногах правды нет.
Наконец Лисицын садится. Великая княжна, достучав по клавишам оловянный маршик, возвращается к своим экзерсисам, цесаревич погружается в уроки, отец треплет его по затылку и наконец смотрит на Лисицына — пристально.
— Чай будешь?
— Так точно.
Государь усмехается, звонит в серебряный колокольчик. Появляется опрятная пожилая женщина в фартуке и чепце, ловит Государев взгляд, читает жесты. Кивает и испаряется.
— Супруге нездоровится, — говорит император. — Просила извинить.
Лисицын только таращит глаза — хоть бы вышло сочувственно! — и кивает.
Чай приносят на серебряном подносе — в фарфоровом чайнике, с хрустальной вазой, полной сушек — цесаревич немедленно ворует несколько и набивает себе рот, отец ему замечаний не делает, — и пиалой с янтарным медом. Лисицын глядит на мед, улыбается.
Как только кипяток разлит, Лисицын делает большой глоток — и ошпаривает себе язык. Мальчик это замечает, расстраивается за казака.
— Осторожнее! Я так обжегся!
— Уже, — ворочает Лисицын шершавым бесчувственным языком.
Девочка хихикает. Упражнение теперь у нее идет сбивчиво, потому что она то и дело оглядывается через плечо на оловянного солдатика в казацкой форме.