Куда Белоногов позовет ее?
Ей страшно в таком виде выйти из дому, страшно, но и одновременно очень хочется показаться так в свет. Она проводит перед зеркалом десять, пятнадцать минут, уверяя себя, что в таком образе ей подвластно все.
Пускай на нее все смотрят, как будто она голая, пускай ахают и хихикают у нее за спиной. Тот ресторан, где они ужинали в первый вечер, подойдет идеально: там затхло, как в Сретенском монастыре, а Катя сегодня чувствует себя Жанной д’Арк.
— Куда мы едем? — спрашивает она у шофера, едва сев в белоноговский лимузин.
— На Софийскую набережную, — отвечает тот. — Домой.
Проезжают мимо Большого, проезжают мимо Лубянки, проезжают мимо Старой площади, спускаются к замерзшей реке. Едут вкруг Кремля, под его красными стенами, под его золотыми орлами. Заезжают на Каменный мост, разворачиваются у Дома на набережной, ныне известного как ЖК «Дворянское гнездо».
Но у Белоногова апартаменты по другую сторону от этого дворянства.
…Когда Катя проходит к нему в кабинет, окна в нем уже плотно зашторены. На князе шелковый халат с тонким узором, шея прикрыта платком, волосы забраны назад. Он сух, подтянут, и со спины можно было бы ему дать лет, ну, пятьдесят — так она себе говорит.
Помощника Белоногов прогоняет как муху, взмахом руки. Двери запирает изнутри сам. Останавливается напротив нее с бокалом виски. — Я думала, мы поужинаем с вами где-то… — Интересный образ.
— Спасибо. Мне идет? — спрашивает она его, хотя зарекалась спрашивать его об этом.
— Очень. Давайте пальто. — Он помогает ей раздеться и отступает на шаг. — Выпейте.
Катя берет бокал.
— Андрей Алексеевич. Я… Я хотела попросить вас за Антонину Рублеву, — выговаривает она. — Ее арестовала Охранка.
Белоногов меряет ее взглядом.
— Я знаю.
— Неужели вы ничего не можете сделать, чтобы ее отпустили? Она сморозила глупость, но это была просто глупость, а на нее донесли и наверняка все еще раздули…
— Я все знаю.
— И что?
Он пожимает плечами.
— Но вы же были с ней близки!
— Вы за этим сюда приехали? — как бы лениво спрашивает он. — За нее просить?
— Нет, но… За этим тоже.
— Вы меня все время просите о чем-то, — говорит Белоногов. — И все время не о том. Почему вы это делаете?
— Что вы имеете в виду?
— Видите ли, я исполняю не все желания. Я как Дроссельмейер. Обладаю даром оживлять кукол, превращать их в людей. Но только потому, что в живых людей играть интересней.
Белоногов берет ее за руку и манит — она думает, что к оттоманке, но нет — к высокому торшеру, единственному яркому пятну в полутемном кабинете. Подведя Катю к источнику света, он становится так, чтобы лучше видеть ее лицо.