Эви всю дорогу уверяла, что ничего страшного ей не грозит. Но в это никак не получалось поверить. Собственная память возражала слишком доходчиво.
Порой, когда Эвридика говорила об Айдене, Коре казалось, что речь идёт о каком-то другом человеке, который носит по случайности такое же имя, как её похититель. Иногда в голову приходили совсем уж бредовые мысли: может, у него есть «плохой» брат-близнец…
Тот, в машине, словно был другим человеком. Ничего, кроме внешности, этих двух людей не роднило.
Но ведь так не бывает… Никто не может притвориться другим человеком. Только в сказках и кино бывают оборотни, принимающие чужой облик. Скорее уж напрашивается вывод, что у Айдена не всё в порядке с психикой, и в нём уживается сразу две противоположных личности.
Вот сегодня он снова был скромным и милым. А тот «ночной монстр» точно не стал бы говорить о книгах, и оставлять красивые подарки на её подушке.
И он бы точно не смог нарисовать те шедевры, которые увидела Кора днём...
Она вошла в просторную комнату, гораздо более светлую, чем большинство помещений в апартаментах Айдена, и потеряла способность говорить или слышать.
Эвридика что-то щебетала, показывала, объясняла… Но Кора её не слышала.
Она смотрела на множество картин, висевших на стенах, стоявших на полу и мольбертах, но ей казалось, что это картины смотрят на неё. Даже те, на которых не были изображены лица людей.
А портреты…
Десятки глаз, таких разных и непохожих: юных, взрослых, мудрых, светлых, печальных, скорбящих, влюблённых, ненавидящих – сейчас обратились к Коре и призывали заглянуть именно в них. Десятки лиц, на каждом из которых отразилась печать судьбы.
Вот махонькая сморщенная бабулька… Когда-то, возможно, она была прекрасной юной девой, но старость и тяжёлая жизнь изрезали глубокими морщинами скорби её лицо. И в тёмных, подслеповатых глазах, провалившихся глубоко, теперь лишь тревога и любовь – больше ничему не осталось места. Старушка сидела, сгорбившись, сжимая в изломанных артритом пальцах маленькую черно-белую фотографию – молодой мужчина в военной форме улыбался гордо, приложив руку к берету. Сын или внук? Может быть, он пропал, или погиб… Но для неё он жив. Он остался жить в её сердце. Она продолжала верить в его возвращение и ждать. И пока жива эта надежда, жива эта старушка.
Вот девочка, с глазами огромными и чистыми. На пухлой щеке – ямочка. Над губой – родинка. А в глазах – небо. Стоит взглянуть на эту бескрайнюю синеву, отражённую в её взгляде, и кажется, что за спиной распахиваются крылья.
Вот девушка, красивая азиатка, с глазами тёмными, как южная ночь. На светлой щеке – болезненный румянец. Она казалась усталой или отчаявшейся. Руки девушки покоились на столе, и голову она уронила на ладони. Ещё минута, и заплачет. И богатые, густые волосы растекались шоколадно-шёлковой волной по плечам и белой скатерти.