– Очищение от скверны – нелёгкий процесс, – шелестит голос Змея, как листья под дыханием ветра. – Ты же знаешь, что для тебя всё не закончится к легко и просто? Я не подарю тебе лёгкой смерти.
– Знаю, – кивает Ворон. – Но и вы же знаете, кто воспитал меня. Там считали, что грех искупается страданием. Как видите, я жажду этим заняться, – с кривой усмешкой договаривает он.
– Искупав мою дочь в своей грязи, ты нанёс мне прилюдное оскорбление.
– Я в курсе – я сделал это сознательно. Так что вы станете делать? – с издевательской усмешкой вопросил Ворон.
– Позволь мне, мой господин, что-нибудь сделать. – шагнула вперёд Лейла. – В своё время вы неплохо обучили меня. Интересно проверить, что осталось от той науки спустя годы?
Эссус слегка нахмурился, а потом коротко кивнул:
– Прошу, дорогая.
По цвету световой вспышки Александра безошибочно узнала заклинание. То самое, от которого внутренности начинают гореть огнём, не настоящим, но от этого не легче.
Ворон не кричал. Лишь глухой стон сорвался с его губ. Он даже не упал на пол! Лишь опустился на колено. Даже под пыткой ему удавалось сохранять свою чёртову надменность. Даже под пыткой он оставался бесстрастен и не проявлял никаких чувств.
Кто-то недовольно морщился, кто-то отворачивался, когда тело Ворона начало трясти, как под током, мелкой дрожью – судороги никакой силой воли не остановить.
Почему в этот момент он смотрит именно на неё?!
Его глаза – это худшее из всего, что происходит. Когда смотришь в них, видишь тьму, которую не постичь, не понять.
– Довольно, Лейла, – останавливает Эссус свою Золотую Змейку и оборачивается к Александре. – Твоя очередь.
Ворон, покачнувшись, упрямо поднимается и с вызовом, в упор, как на врага, смотрит на неё.
– Ну же, Александра? – встаёт за её спиной отец. – Не будь слабой. Позволь твоей Силе вести тебя.
– Я не хочу этого.
– Тогда я сделаю это сам.
Огненный острый луч срывается с руки Эссуса и его заклинание, в отличии от произведённого Лейлой, заставляет Ворона рухнуть на пол, содрогаясь в беззвучных конвульсиях. Жуткое и опасное зрелище, но кроме мучительного полувздоха-полувыдоха даже Эссусу ничего не удалось вырвать из Ворона.
С побелевших насмешливых губ сорвался только этот стон и – не более.
Змей, опустившись на одно колено рядом со своей жертвой, ухмыльнулся:
– Твоих стонов мало, чтобы утолить мою раненую гордость. Ну, мальчик, давай же, раскрой рот. Не всегда следует проявлять сдержанность.
– Иди… к чёрту… – через силу выдавил из себя Ворон.
– Глупо. Я ведь так тебя действительно прикончить могу.