Мы говорим это одновременно и оба неловко замолкаем.
Его слова резанули мне по сердцу. Он сомневается. Это больно. Душевно больно. По мышцам рук и ног прокатывается нервная судорога, и я даже немного отстаю от Глеба. Не могу находиться с ним рядом под давлением его жесткой энергетики.
Разумом я понимаю: его сомнения нормальны, ведь Алиса абсолютная копия меня. Кучерявые светлые волосы. Голубые глаза. И даже веснушки тоже мои. Только кожа Алисы немного смуглее моей. И это, пожалуй, единственное, что нас различает.
Но сердце… оно кровоточит от обиды и досады.
— Без проблем, Глеб. Я же сама это предложила. Думаешь, обратный ход дам? — смеюсь, как над глупой шуткой. Только смех получается, нервным, фальшивым.
За разговором мы уже зашли в подъезд и теперь поднимаемся на лифте.
— Надь. Я не сомневаюсь в том, что Алиса моя дочь. Хочешь верь, хочешь нет, но я это чувствую.
Мы опять обсуждаем щекотливые вопросы, снова оказавшись в маленьком пространстве. Салон машины, сменил лифт. Мне становится трудно дышать. Воздух то и дело застревает в горле, и я никак не могу сглотнуть его.
— Надь, тебе нехорошо?
Вдруг понимаю, что лицо Глеба теряет очертания, исчезая в темноте. Так, а вот это уже действительно плохо…
Тогда впиваюсь ногтями в ладони и с шумом выдыхаю:
— Да, немного голова закружилась, но это сейчас пройдет, как только из лифта выйду, — говорю, а сама, отвернувшись, упираюсь плечом в металлическую стену, закатываю глаза. Быстрей бы уже этот лифт доехал! Сил больше нет.
Глеб, как будто почувствовав мое состояние, не пристает больше с вопросами. А я, сосредоточившись на дыхании, стараюсь не думать о рядом стоящем мужчине.
Стоит только лифту остановиться, а дверям — разъехаться, я первой вываливаюсь наружу.
— Надь. С тобой точно все в порядке? — в тоне Глеба проскальзывают нотки беспокойства.
— Говорю же, да. Просто немного поплохело. Может, потому что ничего не ела, — предполагаю я, хотя от волнения мне вряд ли сейчас хоть кусок в горло полезет.
— Точно, — отвечает Глеб и размашистым шагом подходит к последней двери в конце коридора. — Давай топай сюда. Сейчас что-нибудь замутим. Не хватало тебя еще из голодного обморока вытаскивать, — пытается шутить он, но мне не смешно.
Единственное, чего хочу — чтобы он быстрее уехал. Общение с парнем мне в тягость. И я все больше понимаю, что это не потому, что он мне противен, а как раз наоборот.
Я старалась выстроить стену из неприязни и обиды, но объяснения и признания Глеба, будто вспыхнувшее посреди льдов пожарище, растапливая лед, пускает трещины. Ломает защиту. Водоворот чувств мгновенно заглатывает меня, не давая возможности выплыть.