Несколько лет на него отпахал, хороший был мужик, правильный, а когда не стало его, дочь его к себе забрал и все как-то не до личной жизни было. Мне Сашку воспитать нужно было, какие там бабы, разве что однодневки — напряжение снял и забыл. Так и привык, даже мысли о семье не допускал, незачем мне было, дочь есть и хватит.
Дочь выросла, замуж выскочила, а меня моя жизнь устраивала — днем работал, как проклятый, из руин восстанавливая бизнес Котова, а ночью цеплял девок в клубе, чтобы на утро попрощаться.
И так почти каждый день, как в тумане: работа, алкоголь, беспорядочные связи, бестолковые знакомства и все ведь устраивало, казалось, вот она — идеальная жизнь, пока один рыжий котенок на дорогу не выскочил, теперь смотрю на нее и понимаю, что так и должно было быть, ни черта в жизни просто так не бывает, видно ее я ждал все это время.
— Ты чего так смотришь? — поморщившись, Котенок открывает глаза и пристально всматривается в мои, красивая такая, вечность бы смотрел на щечки эти ее пухлые, на которых то и дело ямочки образуются, стоит ей слегка улыбнуться, на губы, которые хочется целовать бесконечно долго.
— Красивая ты у меня, Кать, — улыбаюсь, притягиваю ее к себе и целую, как я вообще без нее жил все это время?
— Ты с ума сошел, — отталкивает меня, а глазах черти танец отплясывают, — я же не умывалась еще, а ты целоваться…
Не даю ей договорить, какая разница, умывалась не умывалась, это вообще последнее, что меня заботит, когда она рядом. Целую ее, подавляя сопротивление, впиваюсь в губы, кусаю, проталкиваю язык внутрь, и она со стоном сдается.
— Хочу тебя, не могу больше, — шепчу ей на ухо и вхожу, резко, без прелюдий, все это потом, она издает протяжной стон, впивается ногтями в спину, двигается бедрами на встречу и у меня срывает тормоза. Выхожу под ее разочарованный стон, переворачиваю Котенка на живот, подхватываю вынуждая встать на четвереньки и вхожу до упора. Перед глазами темнеет от удовольствия, вколачиваюсь в свою девочку с бешенной скоростью под ее несдержанные крики, дурею от этой позы и ее стонов, от того как извивается на мне и кричит в подушку, сотрясаясь в диком оргазме и унося меня в след за собой в пучину удовольствия. С диким рыком врываюсь в нее в последний раз и кончаю глубоко внутри нее, — млять, ты… охренеть просто, черт…, - никогда не отличался косноязычием, а сейчас два слова связать не могу, от нее мне крышу рвет.
— Я тебя люблю, — шепчет, тихо вроде, а я слышу, как она улыбается, — нам надо в душ, — добавляет, когда я выхожу из нее и ложусь рядом.