— Причем тут то, что ты вдруг решил распускать руки? – спросила я, когда взгляд остановился на каминной полке: там в уродливом горшке стояло не менее уродливое растение. Не раздумывая, я совершила отчаянный рывок – и вооружилась этим трофеем. Тяжелое оно, но мне нужна вторая рука, чтобы случайно не устроить стриптиз.
— При том, Данаани, что хоть у кого-то из нас должны быть мозги, - сказал он – и растворился.
Я даже икнула от неожиданности, попятилась к стенке – и наткнулась на что-то теплое. Резко повернулась – и с размаху влетела носом в голую грудь рогатого пройдохи.
Что еще за пародия на Копперфильда?!
На этот раз Граз’зт сразу схватил меня в кольцо – и не пошевелиться, не выдохнуть. В отчаянной попытке вырваться я уронила вазон ему на ногу. Рогалик завыл, но хватки не ослабил.
— Немедленно пусти меня, ты!..
— Обязательно отпущу, женушка, но сперва – урок.
— Даже не смей! Я тебя укушу! Я на тебя… порчу нашлю!
— Верю, - не стал отпираться Граз’зт, усаживаясь на кровать и, подавив мои жалкие попытки сопротивляться, перебросил меня через колено. – Я готов обсудить ценность твоих угроз, скажем… завтра, по второй половине дня. Если ты сможешь сидеть, обещаю отнестись к претензиям со всей серьезности.
Сиде… Чтоооо?!
Я принялась вертеться из стороны в сторону, чувствую себя ужом на раскаленной сковородке. Вот только это ни капли не способствовало спасению: хватка у мужа была железной. В два счета Граз’зт задрал плащ, громко хмыкнул:
— Уверен, тебя ни разу не учили смирению, моя сладкая женушка, - озвучил он свои выводы. – И раз уж я собираюсь придерживаться данного слова, то удовлетворюсь тем, что буду первым, кто всыплет тебе за непослушание.
— Я тебя убью! – завопила я. – Только попробуй!
— Как раз собираюсь, - поддакнул он.
И крепкая ладонь с размаху опустилась мне на ягодицы.
Хотите правду? Шлепок не был болезненным в привычном смысле этого слова. Ощущения были такие, словно мне на пятую точку плеснули горячим воском. А вот морально мне стало очень плохо. Как будто надо мной глумились на потеху толпе.
Я взвизгнула, брыкнулась – и Граз’зт «наградил» меня вторым шлепком. А потом был еще один, и еще, пока моя попа не начала гореть, как маяк в безлунную ночь.
Десять. Проклятых. Унизительных. Шлепков.
После которых он переложил меня на кровать и поднялся с видом совершенно довольного жизнью демона.
Разрываемая желанием врезать ему или сохранить каплю достоинства, я перекатилась на спину, продолжая держаться за плащ. Не буду я плакать, не дождется.
— Если ты еще хоть раз прикоснешься ко мне… - Внутри растекалась жгучая смесь обиды и унижения. Я с шумом втянула воздух сквозь ноздри. – Я тебе рога сломаю! Я от тебя сбегу!