Выполнив к часу весь объем намеченной на день работы и для верности изобразив расстройство желудка, Андрей вырвался из сервиса. Машина летела быстрокрылой ласточкой. Вот и парковка у цветочного павильончика.
— Давненько вас не было, — как старого знакомого встретила его широкой улыбкой цветочница.
— Мне как обычно, — выдохнул Андрей, чувствуя, как растет волнение.
— Да зачем вам этот веник? — доверительно нагнулась к нему продавщица. — Завянет и выбросит. Возьмите лучше лимон, только завезли.
Она поставила на стол коричневую кадку, из которой шел крепкий ствол, увенчанный красивыми гладкими листьями и небольшими желтыми плодами.
— Красота? — завлекательно улыбнулась цветочница.
— Красота, — растерянно пробормотал Андрей.
— Так я пробиваю?
— Пробивайте.
Когда Демин вышел из павильона в обнимку с лимоном, с неба уже срывались первые капли. Но все равно Андрей шел медленно, на ватных ногах, волнение буквально душило. Всегда шумный двор теперь был непривычно пуст, народ разбежался, испугавшись дождя. Андрей с наслаждением втянул сырой воздух.
А какая она — городская Марина? Ведь он привык к сарафанчикам, бабушкиным сланцам, смешной косыночке. Ах, да, пару раз видел ее на каблучках, и все равно образ рисовался дачный, летний, солнечный. А какая она здесь, среди серых панелей многоэтажек?
Ответ не замедлили себя ждать. С противоположной стороны двора навстречу Андрею так же медленно, как и он, брела Марина…
Кремовый плащик был распахнут, зонт закрыт и ненужным грузом болтался за петельку на кисти руки. Дождь уже хлестал во всю, но девушка, казалось, ничего не замечала, она шла погруженная в себя, какая-то потухшая и трогательно печальная. Распущенные темно-русые волосы трепал ветер.
У Андрея сжалось сердце, обхватив покрепче мешающий бежать лимон, он рванул к любимой.
— Марина! — крикнул он на ходу.
Она вздрогнула, беспомощно заводила головой по сторонам, словно первым ее порывом было сбежать, потом взяла себя в руки и спокойно пошла на встречу Андрею.
— Марина! — подлетел он к ней, заглядывая в осунувшееся лицо.
— Я же писала, что кремы можно выбросить, — выпалила она.
— Марин, да причем здесь кремы?! Причем здесь кремы? Я люблю тебя! — дурацкий лимон зеленой преградой разделял их, Андрей нагнулся и поставил его прямо на асфальт. — Мариш, возвращайся.
— Зачем тебе лгунья, аферистка, или как ты там еще обо мне думаешь, — Марина подняла на него до боли знакомые карие глаза.
— Ничего я там не думаю, ну погорячился слегка, ну поорал, так я ж потом отошел, а ты уехала. Марин, ты если еще чего-то подсочинить захочешь, я ж не против. Вот моя матушка покупает сумочку за семь тысяч, а отцу говорит, что на распродаже за шестьсот рублей купила, и все довольны и живут душа в душу. Марин я все за эти три недели передумал, забудь, что я там тебе наговорил, — Андрей быстро тараторил, опасаясь, что она его перебьет, и он не сможет выложить все, что накопилось, — если ты хочешь свадьбу там, с фатой, куклой на капоте, выкупом и этими мужененавистническими конкурсами, то я согласен. Я готов потерпеть ради тебя. Я и каравай этот тащить буду, и лезгинку на столе плясать, и пупсов пеленать, — в глазах Марины блеснул легкий интерес, приободренного Андрея понесло, — а хочешь, настоящего пупса, то есть ляльку заведем. Я с ним гулять буду, в коляске там катать, погремухой трясти, даже памперс менять, — но заметив усилившееся внимание, поспешил добавить, — но только если по-маленькому сходит, что потяжелее ты уж са…