Капли пота одна за другой заструились по вискам. Князь судорожно начал оглядываться. Рядом в одной исподней рубахе мирно спала Елена, подложив руки под щеку. Густые шелковистые волосы разметались по овчине. Солнечный зайчик бесстыже скакал по оголившемуся бедру. Димитрий накрыл его ладонью, и он заплясал уже по его руке. Жена тут же открыла глаза и смущенно одернула рубаху, прикрывая округлые колени.
- Мы вроде бы справились: и свиту твою, князь, постирали, и корзень я сама замыла, на солнышке сохнут, к вечеру уж одевать можно будет.
Видя, что муж угрюмо молчит, стала оправдываться:
- А меня Пересветовна к девкам в шатер отдыхать не пустила, говорит: к мужу ступай... ну, я вот и пришла...
И так как супружник по-прежнему молчал, поспешно добавила:
- Так я уж выспалась, пойду...
- Кто ж тебя пустит, - задирая назад рубаху, улыбнулся Димитрий. Зайчик опять весело запрыгал по нежной коже. Игривое настроение охватило и молодого князя. И дурной сон, и мрачные мысли разом вылетели из головы. С напускной суровостью он спросил:
- Кабы не Пересветовна, так и не пришла ко мне - лешаку? Так вы меня с девками прозвали, уж знаю все, как вы надо мной потешались?
- Так отдыхаешь ты, князь, устал сильно, что ж я мешаться буду ... да и не звал ты меня, разве ж можно без приглашения приходить? - пролепетала Елена. - А про лешака, то случайно вышло, мы больше не будем, не гневайся.
- Будете, уж я тебя узнал, потешаться ты мастерица. Что ж ты, как боишься меня? Как боярином ходил, так не боялась.
- Вчера мы ровней с тобой были: ты муж, а я - молодуха, да зато княгиня, и оба полюбовники да грешники. А теперь ты - князь мой да хозяин, и отец меня супружнику вручил, слушаться велел. Боюсь я тебя, Митенька, вроде ты передо мной, а вроде и нет. Вот брови сдвинул, гневаешься за что-то.
Димитрий улыбнулся.
- Чего ж тебе меня бояться, разве ж что дурное сотворила? - сказал он как можно ласковей.
- Ничего я дурного не делала! - как-то беспокойно и горячо ответила Елена.
- Ну, так и бояться нечего, я тебя больше не обижу, да и другим в обиду не дам.
- Больно? - сочувственно спросила она, осторожно проводя пальчиками по истерзанной звериными когтями груди.
- Приятно, когда гладишь. Ласковая ты... у меня... Ох, ласковая...
И весь мир перестал для Димитрия существовать: и враги, и друзья, и сомненья, и печали. Все это будет потом. Сейчас была только его княгиня, и он любил ее.
Вечером Димитрий с ближней дружиной выехал на пир к тестю. Солнышко плавно тонуло в окаеме, оглаживая на прощание все вокруг мягким розовым светом. Стрижи, шумно разрезая воздух, таранили стаи мошкары, спеша до заката получить богатую добычу. Травы еще дышали дневной жарой, но от реки уже тянуло приятной прохладой. Там в камышах забористо, на все лады, распевали привычные песни местные квакушки.