При последних словах Владимира Степан оживился, в глазах сверкнул огонек.
— Мальчика, значит?… Ну так, слушай.
«Надо ничего не забыть. Быстрее домой, и все записать», — Владимир в уме прокручивал рассказ Степана, стараясь вспомнить все детали. Он почти бегом мчался мимо прохожих, только бы быстрей добраться до ручки с бумагой.
«Автобус сделал еще один поворот. Голубовато-серая лента дороги, стелясь под колеса автобуса, обогнула обросшую высокими соснами сопку.
„Скоро Лукоморье“, — привычно подумал водитель. Это его ежедневный маршрут, по которому он мог ехать даже с закрытыми глазами. Здесь дорога после крутых спусков и подъемов плавно опускалась в чащу густого леса, разрезая его на две части. Машин встречалось мало. Большинство водителей предпочитало более прямой путь через скалистые ущелья, расположенные чуть западнее. А эта трасса огибала горы, соединяя вереницу небольших поселков, баз отдыха и летних детских лагерей, растянувшихся вдоль побережья.
Через несколько минут на пригорке показалась остановка. У кирпичной будки стоял невысокого роста мальчик, который при виде автобуса, энергично замахал рукой…»
— Хм, — вроде ничего получается. Владимир решил рассказ Степана изложить на бумаге. Настолько необычной оказалась эта история с пуговицей, что ее просто необходимо использовать для сюжета.
«…Мальчишка выглядел лет на одиннадцать-двенадцать. Выцветшая кучерявая голова, смуглое скуластое лицо с ямочками на щеках и широким улыбающимся ртом вдруг развеселили водителя.
— Тебе куда? — приветливо спросил он.
Мальчик ничего не ответил.
— Из местного поселка? — продолжал водитель, трогая автобус с места. — Неужели в таком виде в город собрался?
Вид мальчика был несколько странен. Полинялая старомодная куртка с потертыми в локтях рукавами сидела балахоном, свисая длинными полами ниже колен и скрывая щуплую фигурку хозяина. Босые ноги всунуты в разбитые и пыльные штиблеты. Но взгляд задерживался на блестящих желтых пуговицах куртки, сверкающих на солнце барельефами морских коньков. Неожиданно в ушах водителя прозвучал звонкий детский голос: „До разрушенного храма у ручья. Здесь недалеко“. Голос возник совершенно из ниоткуда, мальчик даже не открывал рта…»
Неужели это правда? Может Степан придумал про то, что мальчишка не открывал рта? Для пущего эффекта: типа пацан говорил с ним мысленно, телепатически. Скорее всего, они друг с другом разговаривали как обычно. Но для рассказа оставим телепатию. Пусть интригует читателя. Так, пишем дальше:
«…Пораженный водитель переспросил: