Для Лапидеса, выросшего в традиционной еврейской среде, вопрос о том, был ли Иисус долгожданным Мессией, явно выходит за рамки умозрительных построений. Это — личный вопрос, жгучий и животрепещущий. Я затем и разыскивал Лапидеса, чтобы узнать, как он пришел к своему выбору.
В Далласском баптистском университете Лапидес получил степень бакалавра богословия, а в семинарии Тальбота — степень богословия и магистра практического богословия, специализируясь в Ветхом Завете и семитических исследованиях. В течение десяти лет его служение было связано с «Миссией избранного народа» (“Chosen People Ministries”) — он рассказывал студентам-евреям об Иисусе. Он преподавал на отделении библейских исследований в университете Биолы, семь лет вел семинары «Путешествие по Библии», был президентом всеамериканской организации, объединяющей более пятнадцати мессианских церквей.
Лапидес строен и худощав, он носит очки и говорит очень тихо, зато улыбчив и всегда готов от души посмеяться. Он радушно принял меня в братстве «Бет-Ариэль» в Шерман-Оукс, Калифорния. Мне не хотелось с места в карьер вдаваться в нюансы Священного Писания; вместо этого я попросил Лапидеса рассказать о его духовном пути.
Он сложил руки на коленях, окинул взглядом отделанные деревом панели, словно прикидывая, с чего начать… и я услышал удивительную историю — о пути из Ньюарка в Гринвич-Вилледж, затем во Вьетнам и, наконец, в Лос-Анджелес; о пути от сомнений — к вере, от иудаизма — к христианству, от «какого-то Иисуса» — к Иисусу-Мессии.
— Как вы знаете, я из еврейской семьи, — начал Лапидес. — Семь лет ходил в синагогу — готовился к бармицве. Эти занятия считались в семье очень важными, но все-таки вера не слишком затрагивала нашу повседневную жизнь. Мы работали по субботам, не придерживались правил кашрута… — Он улыбнулся. — Но все-таки в главные праздники мы ходили в другую, более ортодоксальную синагогу — отец каким-то образом чувствовал, что если серьезно относишься к Богу, то идти надо именно туда.
Я спросил, что говорили ему родители о Мессии.
— Ничего, — ответил Лапидес, столь же спокойно, сколь и лаконично.
Я был поражен. В первый миг мне даже показалось, что я его неправильно понял.
— То есть вы хотите сказать, что в семье об этом вообще не говорили?!
— Никогда, — подтвердил он. — И, насколько я помню, на занятиях в синагоге — тоже.
— А об Иисусе? — спросил я, изумленный донельзя. — Его Имя когда-нибудь упоминалось?
— Разве что пренебрежительно, — усмехнулся Лапидес. — Всерьез — никогда. Свои первые впечатления об Иисусе я получил в католических церквях: распятие, терновый венец, капли крови… Тогда все это казалось мне бессмысленным. С какой стати поклоняться человеку, пригвожденному к кресту? Мне ни разу не приходило в голову, что Иисус имеет какое-то отношение к еврейскому народу. Я воспринимал Его как языческого бога, бога неевреев.