То была длинная неделя. Почти бесконечная. Сколько таких их будет теперь?
«… уезжай безо всяких промедлений!»
Если бы ты только знал, Алёша, как мучительно мне выполнить твой наказ! Как хочу я ослушаться!
– Вижу, вам не до пирожных…– услышала я. – Отдыхайте, Мари. Я разбужу вас.
Я подняла на Клер глаза. Она сидела напротив, ладонью подперев подбородок.
– Простите…
Она потянулась ко мне и, отведя от моего лба локон, спросила:
– Как это говорят? «Утро вечера мудренее?»
– Верно, – рассмеялась я её забавному «р». – Только вряд ли я сегодня усну…
– И я… – кивнула она и подала мне блюдце с эклером.
Тикали часы. Мы с Клер говорили обо всем и ни о чем, обходя острые темы. Ни слова о её происхождении, ни слова о нашей многолетней связи с князем. Университет, мой архив. Десять. Композиторы, художники, поэты. Одиннадцать. Вена. Ницца. Париж. Мадам Дюбуа накрыла мою руку своей ладонью.
– Я взяла несколько фотокарточек с собой, хотите, покажу вам?
– Да, конечно! – благодарно улыбнулась ей я.
Она отошла, а вернувшись, передала мне перевязанные лентой черно-белые фото.
– Вы носили косы? – охнула я.
– À la russe, – лукаво сощурилась Клер.
Фотографий было немного, а потому каждую я тщательно разглядывала, уделяя внимание мелочам вроде шляпки, бантика или вышивки на платье. Одна из фотографий была сделана на улице, у Сены, и я с удивлением узнала на вороте блузки юной мадам Дюбуа почти такую же цветочную брошь, как в далеком детстве была у меня. Ничего странного, та была куплена в одной из лавочек Парижа. Бусины из цветного стекла, да пара перышек. Перед отъездом в Петербург мама долго искала её в моих вещах, так и не нашла…
– А это фото сделал Alex, – поведала мне женщина. – Он сбежал от тетки, чтобы встретиться со мной, и мы весь день гуляли! Ох, как ему досталось от отца! После того случая князь велел сыну вернуться в Россию.
– Сколько вам было?
– Мне шестнадцать, ему четырнадцать, – она пальцем обвела год внизу снимка. – Видите брошь?
– Да.
– Это подарок.
– Алексея? Как мило, – рассмеялась я.
– Нет, – она покачала головой. – Набережная Сены, суета, лавочки, мимы. Маленькая девочка потерялась в толпе и, плача, звала по-русски отца. Alex услышал и, утешая, взял ребенка на руки. Прелестная малышка, светлые кудри и серые глаза, совсем как у вас. Эта брошь её мне подарок.
Набережная Сены, суета, марионетки, мимы … Заигравшийся в стаканчики отец. Оля заболела, мама осталась с ней, а я упросила папу погулять.
Я совсем забыла тот случай, и лицо юноши, державшего меня на руках, давно стерлось из памяти. Отец нашел меня почти сразу. Единственное, что я помню, мои слезы