– Пляши, красна девица! – громко гаркнул он.
Рядом заулюлюкали и засвистели. Я расправила плечи и пустилась в пляс. Праздник! Пасха! И нет мне дела до чужой злости и обид! Я плясала и смеялась.
– Хороша! Ох, и хороша!
Я хороша! И мне – хорошо!
Воздуха не хватало, из-под новых калош летела грязь. Кажется, я слышала своё имя. Но сколько в городе Марий? Вереница веселых лиц рядом, хлопки, крики. Князя нет в городе! Так чего бы не сплясать? И не погулять!
– Мария Михайловна! Машенька!
Я повернулась на голос и остановилась. Смутилась, вспыхнув от невыносимого стыда. Что за дикие пляски, Мария?! И он всё это видел!
Иван Петрович Бортников стоял совсем рядом и улыбался:
– Христос Воскрес!
– Воистину Воскресе… – пробормотала я.
Что Бортников забыл на Марсовом поле? Почему лощеный адвокат стоит рядом со мной, а не распивает бренди в клубе на Миллионной?
Светло-серые брюки, безупречно скроенное пальто, тонкая трость, на которую он опирался, и свежая грязь на начищенных ботинках, еще больше подчеркивающая разницу в наших социальных статусах. Он был здесь чужим. Как ожившая реклама модного магазина. Как нарядные туфли под старым линялым платьем. И именно в таком платье я стояла сейчас.
– Целуй, пока не сбежала! – в толпе заулюлюкали, подначивая адвоката, я же готова была провалиться сквозь землю, лишь бы не смотреть мужчине в глаза.
Бортников хохотнул. Повернулся к самому языкатому и протянул ему трость:
– На-ка, подержи! – приказал он мужику и, крепко стиснув меня в руках, на краткий миг прижался губами к моим губам. – Замечательный праздник! – рассмеялся мужчина, отпуская меня и забирая трость. – Можно безнаказанно целовать понравившихся девушек, и никто ничего не скажет.
– Именно! – подтвердила я, с трудом удерживая лицо – в наш с Бортниковым адрес не стеснялись отпускать скабрезные шуточки.
– И мужчин, кстати говоря, тоже, – Иван Петрович подал мне локоть и кивком показал мне на дородную женщину с огромным саквояжем в руке.
Та тянулась за поцелуем к молодому светловолосому мужчине с лихо закрученными усами. Избежать неизбежного ему не удалось. Толстуха влюбленно смотрела на красного от такого пристального внимания парня. Кто-то хлопнул жертву традиций по широкой спине и загоготал.
Бортников, весело мне подмигнув, подытожил:
– Традиции.
Он аккуратно увел меня от танцующих. Я вглядывалась в раскрасневшиеся лица, но не нашла ни Анны, ни Петра. Зато заметила Василия у наспех сколоченной сцены. Когда-то алая ткань, призванная служить занавесом, грязной тряпкой болталась на ветру. Грозный царь, одетый в большую картонную корону, тяжело ходил по сцене, размахивал ненастоящим скипетром и раздувал ноздри. «Царь Максимилиан», эту пьессу ставили почти на каждом празднике.