— Ты сама с кем осталась бы? — спросила Маша тихо. — Говорила же, что опытная в таких делах…
Наина пожала плечами, хотела накричать на девчонку, но сдержалась, возможно перед ней без пяти минут десятая жена Радона, и сказала резко:
— Ни с кем тебе дороги не будет, потому что оба они нелюди. Согласна с такими жить, нетушки, по глазам вижу. Не о том ты мечтала, поповна! Я Антошку выбрала бы, — порывисто направилась к выходу предводительница оборотней. — Отчаянный он, да и красавец. По вкусу мне такие, но не по зубам! Проклятые мы все, а ты… светлая!
С трудом Маша влила в рот Антонию немного воды, отчего он приоткрыл глаза, в которых плескалась нездешняя муть. Машу признал не сразу, признав, подумал, что умер и оказался в загробном мире, где сбываются все желания. Но реальность обрушила на него боль, холод и сводчатый потолок подвала.
— Ты живая, не мертвая значит? Я рад! Слава богу, или кому там! — Ведьмак схватил девушку за руку, ощупал ее нежно, принюхался. Обоняние у ведьмаков было обостренное, за версту чуявшее промозглый запах смерти. — Как ты выжила, выплыла? Я же, дурак, тебе руки связал… Мучился потом, жалел об этом…
— Меня Наина выловила и к себе забрала, — зашептала Маша, опрокидывая кружку в раскрытый рот Антония. — Ты лежи, не двигайся. Раны еще не затянулись. Знаешь, кого ты убил? Алана, одного из мужей Наины. На тебя теперь остальные зуб точат…
— Оборотни давние враги Крюковых, так что я не прогадал, — усмехнулся воспаленными губами ведьмак, сделал большой глоток воды. — Они, шкуры продажные, нарушают законы, покрывают всякую нечисть. Давно пора оторвать им яйца. А, ты же в их главаря влюбилась! Ему я точно все оторву…
— Ничего я не влюбилась, — возразила Маша грустно. — Мало ли что почудится, подумается, на все внимание обращать. Я домой хочу, к отцу, хочу выбраться из этого кошмара. Как мне теперь вернуться?
— Крюковы заварили эту кашу, Крюковым ее и хлебать! Вернемся вместе, я помогу тебе, — ответил Антоний твердо, — и ты станешь моей женой. Полюбишь меня?
Маша широко раскрытыми глазами смотрела на разодранное тело ведьмака, не веря, что он сможет встать на ноги в ближайший месяц, и пролепетала:
— Не до любви мне, Антоний. Живой остаться бы…
— Останешься! Твой бог тебе поможет, а я ему помогу…
«» «»» «»»
Радон приехал в непролазную глушь не один, с двумя бородатыми амбалами, упакованными в защитного цвета куртки, отороченные волчьим мехом, обутые в кожаные сапоги, в них по-стариковски заправлены штаны. Сам Радон прифрантился, — рыжая аляска с волчьим же мехом на капюшоне, джинсы, и высокие, туго зашнурованные ботинки. Встречали его у ворот мужья Наины. Несмотря на молодость и статность, рядом с Радоном и его прихвостнями, они казались ниже ростом, вели себя сдержанно, слова не проронили. Говорила Наина, выведшая гостю навстречу последней: