В подвале у Крюковых ещё с прадедовских времен хранился арсенал оружия против нечисти. Мечи, похожие на японские катаны, умеющие крошить плоть за тонкие полоски, крепкие веревки с заговоренными петлями, которые сами затягивались на шеях жертв, не знающие промахов кинжалы, кривые ножи, ружья, заряженные серебряными пулями. Все это Степан вытаскивал из пыльных ящиков и сундуков, куда их сложили за ненадобностью, — с Радоном воевать не решался даже дед Павел.
Когда в подвал спустился Антоний, Степан примерял на себя ведьмаковские латы из кожи вепрей, сверху покрытые металлическими пластинами. Под них ведьмаки надевали чистое бельё на случай смерти, вешали амулеты и обереги из зубов и костей побеждённых тварей, чтобы сохранить себя от тяжелых ран.
— Священник огонь принёс, — угрюмо сказал Антоний, рассматривая груду кланового добра. — Говорит, отец просил. Как вообще он решился к нему пойти? Не знаешь, зачем ему огонь, что это значит?
— Огонь из храмового семисвечника и средство для создания живой воды, и останавливает огонь оборотней, — рассказывал со знанием дела, Степан, застегивая ремни нарукавников. — А со священником отец давно знаком, у них никогда терок не было. Поп Никола серьёзный, знает, что в наших краях нечисть гуляет по улицам и сидят в чиновничьих кабинетах. Поэтому решил подсобить.
— Сказал, что не отдаст свою дочь мне в жены, — добавил младший брат: скрипнув зубами, и схватил один из кинжалов. — Чего я ему сделал? Я ведь люблю Машу!
— Забудь ты эту женщину, — авторитетно советовал Степан, похожий в боевом облачении на ящера в чешуйчатом панцире. — Наверняка, Радом уже попробовал ее. Зачем тебя любовница, теперь не только сущностного, но и личного врага? Отцу он подставу устроил, довел до состояния овоща…
Антоний упрямо промолчал, не хотел вступать с братом в споры перед вылазкой, которая станет для него первой в жизни. Непонятно, как братья согласились взять его с собой, для него даже лат не нашлось: не заготовил отец для младшего сына их, берег, наверное, не собирался делать из него боевика, до тех пор, пока не понял, что на старших сыновей надежды мало. Видел бы Крюков-старший сейчас сплочение детей, обрадовался бы.
— Пойдешь, в чем есть, в охотничьем. Получишь меч, кинжал и огонь, — сказал Сысой, с лязгом, равнодушно выкладывая на стол положенное брату оружие. — Огонь из рук не выпускай. По ходу дела научу, что с ним делать. На рожон не лезь, делай все по моему приказу. Уяснил? Не на кабанов идем, любая промашка может стоить нам жизни…
— Да понял я, не учи ученого, — Антоний вспомнил детство. Это была его любимая отговорка от братских поучений.