Прошлое, что наваристый кисель, вязкий, тягучий, ничего-то толком сквозь него и не углядишь, одни очертания. Какая она была, матушка? Где правда, а где оговор. Ведь и о ней, Настасье, сейчас в княжьих хоромах чего только не болтают, а все ведь напраслина, пустые небылицы. «А я буду верить, что мой отец Димитрий, и все как матушка Елена сказывала правда, а они пусть чего хотят за спиной шипят».
— Князь, князь вернулся! — в горницу задыхаясь от быстрого бега ворвалась Малашка, маленькая да верткая, она всегда первой приносила Настасье все новости в Черноречье, не собиралась Маланья терять привычку и в Дмитрове. — Тиун Яков уж с ним речи ведет, — с намеком повела она взглядом в сторону распахнутого окна.
«Речи ведет, значит уж напел, что я Желанку со двора прогнала», — с сожалением прикусила нижнюю губу Настасья.
— Ну, чего стоишь-то? — раздраженно окликнул ее Ермила. — Ступай к супружнику, поклонись, улыбнись помягче, повинись, коли орать начнет. А орать начнет, помяни мое слово.
Настасья, борясь с настырным волнением, торопливо пошла к сеням. По пути попадались лица любопытных челядинок, и в каждом она читала: «Ну что, вот и расплата твоя за своеволие сейчас наступит. Уж все тебе князь припомнит: и что полюбовницу выгнала, и что совет с попами без его ведома проводила, и что на его месте в гриднице сидела, и что верную няньку Сулену, как куль муки, гридни по двору протащили. Иди, дочь колдуна, да дрожи».
«А я не буду дрожать, я не боюсь!» — твердила себе Настасья, но, увы, все же боялась.
Ноги отсчитали все десять сенных ступеней. Двор был полон народу — вои, челядь, молодые бояре — княжьи дружки. И в кругу этой говорливой кутерьмы князь Всеволод, серьезный, деловитый, но немного уставший. Как-то Настасья издалека сразу почувствовала, что муж загнал себя в дороге, даже не видя еще залегших синих теней под зимними очами. «То не ехал долго, то летел, себя и коней уморив, к чему?» Огромный бородач-конюх ласково поглаживал взмыленного солового коня. «Видно, княже по полюбовнице соскучился», — не удержалась от злорадной мысли Настасья.
Холопы бережно сняли с плеч князя дорожную мятлю[1], гридни забрали ножны с мечом. Всеволод мерно махал головой в знак того, что слышит бубнение Якова, тут же отдавал команды, кого-то куда-то отправлял, кого-то подзывал.
Настасья шла медленно, не зная, на какое расстояние следует приблизиться, и следует ли вообще сейчас подходить?
— Тятя, тятя! — с противоположного конца, расталкивая собравшихся, ворвалась в круг Прасковья.