Настасья никак не могла понять, что к чему: «Это он мне так подарок сделал?» — недоумевала она, рассматривая в неверном свете настенного светца алые искры яхонта.
— Целуешься жарко, — как-то просто, не играя, выдохнул Всеволод.
И жарко стало уже Настасье: «Да что ему нужно? Стоит, дорогу загораживает».
— Спасибо за подарок, пойду я, — решила она обойти столб с другой стороны.
— То целуешь, на шею кидаешься, то убегаешь, — тоже появился Всеволод уже с другой стороны резной калины, опять перегораживая путь.
— Не кидалась я тебе на шею! — сбрасывая трепет волнения, возмутилась Настасья. — Просто позлить тебя хотела… чтобы ты там поорал, как давеча на дворе, руками поразмахивал.
— Зачем? — улыбнулся Всеволод, отчего-то совсем не обидевшись, широкая мужская ладонь обвила женский стан.
Настасья попыталась освободиться, но муж лишь крепче прижал ее к себе.
«Чтоб тебе как мне здесь плохо стало», — пролетела правдивая мысль, но вслух княгиня лишь пожала плечами.
— Хочешь, по-половецки целоваться научу? — Всеволод отвел руки Настасьи, упиравшиеся ему в грудь.
Первый раз она была так близко к мужу, опасно близко.
— То как, в лоб, как покойника? — хихикнула Настасья, опять пытаясь разжать его объятья.
— Не брыкайся как кобылка, так покажу, — мурлыкнул Всеволод.
— Я еще и кобылка, — вконец разобиделась Настасья, — пусти, не хочу я ничего.
Всеволод, извиняясь, потерся своей щекой об ее щеку, пощекотав бородой. А он, оказывается, может быть нежным. И сильные руки, бережно оглаживающие спину, будили какие-то новые, неведомые ощущения, обещая и заманивая.
— Своенравная кобылка, необъезженная, — улыбнулся муж, и не давая ответить, прижался губами к губам.
Его поцелуй совсем не походил на недавний, Настасьин. Тот был хоть и бойким, но каким-то вороватым, стыдливым; этот — неспешный, обстоятельный, распаляющий. Смелый язык попробовал нежные девичьи губы на вкус, нескромно попросился внутрь, приласкал. «Точно половецкий, непристойный», — испугалась Настасья, как быстро в ней просыпается женщина. Они целовались и целовались, забыв обо всем, Всеволод добивался, чтобы жена ответила ему, словно вырывал признание. Противиться не было сил, Настасья потянулась к нему, обвила крепкую шею, пошевелила припухшими губами, прижалась крепче. Всеволод глубоко вздохнул, она услышала, как ритмично ускоряется бег его сердца.
— Быстро ты меня скрутила, Всеволодова[1], не думал, что так будет.
— Я не крутила, я просто… — прошептала Настасья, видя свое отражение в его пронзительных серых глазах.
— Ладушка моя, — потянулся муж опять к ее губам.