— Да ты ж сама меня на ловы спровадила, — возмутился Всеволод, — надоел тебе уж больно.
— Тебе ж туда и хотелось, так и не держу. Чего ты за меня хватаешься? Я девка и себя для мужа блюсти стану!
— Для мужа? — разжал Всеволод объятья, отступая.
— Для мужа, — подпалила «последний мост» Настасья.
— А я не муж?
— Нет.
— И не люб тебе? — моста уж нет, но осталась тоненькая кладочка[1].
Ну и что сказать? Она и сама не знала, ненавидела, это да, а любит ли? Настасья упорно молчала.
— В Черноречь не пущу, и не надейся, — рявкнул Всеволод и вышел, громко хлопнув дверью.
[1] Кладь — небольшой мосток через ручей или речушку.
«Ну и зачем им меня убивать, не опасна я для них. Не можем мы с Всеволодом ладно беседу вести. А ведь он помириться хотел, мягко стелил, и ревность вначале старался поглубже затолкать, а в меня что бес вселился, такого наговорила… а может и правильно. Да правильно, конечно. Не пустит он меня, да кто его спрашивать станет! Захочу и сбегу, уж найду как. К Боряте он приревновал, как будто я повод давала! Но как эти узнали про пряник?»
Настасья, разгоряченная ссорой, кликнула Маланью с Забелкой.
— Вы пряник съели? — строгим голосом спросила хозяйка.
— Так ты ж сама, светлейшая, нам отдала, — испуганно пискнула Маланья.
— Никого не угощали? — не обратила внимание на ее испуг Настасья.
— Нет, ты ж сказала по-тихому, — вступилась и щупленькая Забела.
— А может кому сказывались?
— Нет, — в голос отозвались обе.
— Побожитесь, — не отступалась княгиня.
Холопки разом упали на колени, крестясь на красный угол. Настасья устало села на ложе, сутуля плечи. «Точно стены видят», — мрачно обвела она ложницу опечаленными очами.
— Княгинюшка, случилось чего? — с сочувствием прошептала Маланья.
— Кто-то князю про пряник сказал, понять не могу кто да как.
— От того он тут шумел? — предположила маленькая челядинка. — Да мы по-тихому за печкой ели, да, честно, никому.
— Да верю, — махнула рукой Настасья. «Надо же хоть кому-то верить».
День потек своим чередом, серый и тоскливый, как и предыдущие, и так бы он и погас, уступая место такой же беспросветной ночи, но от въездных городских ворот прибежал караульный: из Черноречья гости пожаловали, въехать в град просятся.
— Гости? — встрепенулась Настасья, чувствуя, как сладко сжимается сердце.
— Сказывают, боярин Вышата от князя Димитрия Андреича, — выпалил караульный.
— Дядюшка! — взвизгнула от радости Настасья. — Вели, вели немедля впустить!
— Подарки должно из дома привез, — мечтательно поддакнула Маланья.
— Подарки, — засветились глаза и у Прасковьи.