«А говорила — никому в целом свете не нужна, а вот он, юнец отчаянный, не токмо тело, а и душу за тя загубить готов». Настасья подступилась ближе, пред ними теперь было расстояние вытянутой руки, потянись и дотронешься. Борята смотрел с нежностью и восторгом, затаив дыхание. Княгиня чуть поманила его пальчиком, мол, наклонись. Он подался вперед, вцепившись, чтобы не упасть, в колья забора.
— Передай хозяевам, — мрачно произнесла Настасья, — что я их не боюсь, и на заклание себя без боя не дам. Понял? — и с этими словами она, что есть мочи, ткнула кулаком Боряту в лоб, тот от неожиданности взмахнул руками и рухнул куда-то по ту сторону забора.
Настасья, подобрав тяжелый подол, кинулась бежать в противоположную сторону и столкнулась с Всеволодом, врезавшись в него со всего размаху. «Видел все? Или лишь обрывок? Опять шуметь станет, что с полюбовником шепталась!» — Настасья от безысходности вонзила ногти в ладони и прикусила нижнюю губу.
— А я тебя ищу, — мягко проговорил Всеволод, улыбаясь, — а Кряж указал, мол, там.
«Спокоен, стало быть и не видел ничего, — выдохнула княгиня. — Зря я Борятке проболталась, что все ведаю, язык мой болтливый, да теперь уж ничего не поделаешь».
— А я, гляди, что сейчас нашел, — Всеволод протянул руку, в ней лежало сочное румяное яблоко, — чудо-то какое, и морозцем не прихватило, — протянул ей плод.
Настасья бережно взяла дар.
— Врешь, из дома вынес, теплое, — тоже улыбнулась она, любуясь наливным бочком.
— То я сейчас ладонями согрел, — подмигнул ей муж.
— Как там вепрь?
Они медленно пошли, разгоняя ногами листву.
— Живехонек, к веприхе своей под бок побежал, — Всеволод легонечко ударил носком о старую корягу.
— Упустили? — сочувственно мурлыкнула Настасья.
— Тебя перехватывать поскакал, тут уж или вепрь, или жена. Я тя выбрал.
— Вот благодарствую, — хихикнула Настасья, вонзая зубки в яблоко.
— Откусить-то дашь? — попросил Всеволод.
— Кусай, — протянула она плод.
Так они и шли, обходя деревья по кругу, кусая по очереди от сочных боков. Всеволод рассказывал об охоте, каких пестрых соек на дороге видел, и что сразу жену да дочь вспомнил при нарядах да при очельях. И теперь Настасье было совсем не обидно, а наоборот смешно.
— А Буян мой захромал, Левонтий сказывает, что оклемается, да так не кстати. Ехать пора, теперь на Солодке поеду.
— Как пора? Уже пора? — обомлела Настасья, роняя остатки яблока. — Разве ж так скоро?
— Вышата сказывает, через три дня отец твой меня у Медвежьей заставы ждать станет.
— У Медвежьей заставы, так это ж два дня пути, стало быть…