Фирел кивнул официанту, чтобы тот налил мне шампанского.
— Я должен извиниться за прошлую встречу, Мелисса. Прибыл посол Тахила — и это многое осложнило.
Я напряглась, судорожно сглотнула пересохшим горлом. Он говорил, будто специально, словно проверял крепость моих нервов, смотрел в лицо, чтобы не удалось обмануть. Ждал, когда не выдержу, расколюсь. Или это лишь глупое совпадение? Аль-Зарах, действительно, прибыл, и я знала это лучше многих других. Преступник выдает сам себя — всем известная истина.
Я выдавила улыбку:
— Конечно же, я не сержусь, Пол. Долг — прежде всего.
О да! Конечно, нас учили сохранять лицо в любой ситуации, но учеба имела мало общего с реальной жизнью. Она не была жизнью — в этом вся разница. Теперь все летело к черту. В инсталляциях и симуляторах не было чувств. Мы всегда понимали, что ситуацию можно переиграть. До тех пор, пока она не станет идеальной. Многократно. В центре был лишь один-единственный страх — страх обычного ученика. Мы боялись коучей, комиссий, экзаменов, тестов. Особенно главного куратора и неоспоримый авторитет — миссис Клаверти. Ошибиться, забыть, промахнуться. Даже физиологические тесты превращались лишь в набор отработанных движений. Бездушная механика, умение отыскать нужные точки. Действия, утратившие свой первоначальный чувственный смысл. Порой, мы всматривались в лица экзаменаторов и видели одобряющий взгляд или недовольно поджатые губы. Это были знаки, которые помогали. Теперь остался единственный экзаменатор — реальность. Ее знаки я плохо понимала.
Фирел пристально посмотрел на меня и протянул свой бокал:
— За нашу встречу, Мелисса.
Я устремилась вперед тонким фужером, стекло коснулось стекла. Я до одури боялась, что он заметит, как дрожат пальцы.
— За нашу встречу, Пол.
Я жадно отпила, краем глаза наблюдая за его реакцией. Но он не выразил видимого недовольства. Мне нужно было расслабиться. Я чувствовала себя заледеневшей, деревянной. Когда шампанское отозвалось теплом в груди, стало немного лучше. Но ненадолго.
Фирел пристально смотрел на меня, елозил таким холодным взглядом, что захотелось поежиться, накинуть горжетку. Поджимал тонкие губы.
— Что у вас на шее, Мелисса?
Я вздрогнула и невольно прикрыла отцовский кулон ладонью. Я совсем забыла о нем.
— Старая безделица, подарок отца. Она дорога мне. И к платью подходит.
Пол скривился, хлебнул виски:
— Снимите немедленно. Вы не должны носить такие дешевые вещи.
Я с трудом расстегнула застежку дрожащими пальцами, кулон и цепочка скользнули в кулак, который я крепко сжала. В его словах было столько пренебрежения, что хотелось плакать от обиды. Я должна принимать и терпеть, потому что подобные слова — лишь уточнение его вкусов. Я не имею права обижаться. Я натянуто улыбнулась: