В первый же день в новой школе я подралась. С Даркой. Из-за розовой кофты, которую весь класс дружно назвал поросячьей. Я бесила их. Так отличалась, что взбесила бы сама себя. Худая, высокая. Слишком опрятная, несмотря на то, что косы плела сама. И на год старше. Дарка позволила мне шлепнуть ее по щеке — и на меня посмотрели немножко по-другому. Потом она догнала меня по дороге домой. Не мстить, как я думала, — извиниться. Если бы не она — мне бы после уроков устроили «расписаловку». Так она назвала.
С тех пор мы дружили. Без нее я бы не выжила в Муравейнике. Ее мать была шлюхой и жила на улице Красных фонарей. Так называли. В Муравейниках не было точных адресов. Несколько параллельных улиц и переулков между ними считались одной улицей, застроенной сплошными борделями. Тысячи шлюх всех возрастов и обоих полов. И сотни сутенеров разной паршивости. Я была там много раз, но всегда мы с Даркой пробирались окольными путями, лестницами, переходами. Приходили в их с матерью квартиру и сидели, не высовываясь. Чтобы нас не видели лишние люди. Особенно меня. Мать Дарки, Кармелла, когда в первый раз увидела меня — долго качала головой:
— Ты, милая, хоть мешок на себя надевай — не спрячешься. Помяни мое слово: останешься в Муравейнике — как я кончишь. Не по своей воле — так заставят. И никуда не денешься. С такой красотой одна дорога.
Я испугалась тогда, хоть и не понимала всего. Дарка же ничего не боялась — уже в пятнадцать точно знала, что будет шлюхой, как мать. И будто радовалась. Но сначала хотела, как закончит школу, подать документы в социальный департамент и попасть в Центр. Чтобы выбраться из трущоб. Девственность имела там особое значение. Я не разделяла ее энтузиазма. Стать шлюхой со страховкой и соцпакетом… Конечно, это лучше, чем работать в Муравейнике. Но, шлюха есть шлюха.
Чайник засвистел, выпуская из носика струю пара. Я разбавила кипятком вчерашний чай, порылась в холодильнике. Хлеб и несколько кусков ветчины — все, что у меня осталось. Не потому, что не было денег — на счете, который открыл для меня папа, было не так уж мало. Просто не хотелось. Обычно мы вместе ужинали. Я приходила из школы и успевала состряпать что-то съедобное. Получалось не очень, но он всегда хвалил. Поднимался из своей мастерской, которую снимал на первом этаже, смывал с рук техническое масло, и мы вместе ели. Разговаривали так, будто были где-нибудь в горах Хотца и любовались из панорамного окна столовой розоватыми от заката снежными вершинами.
Я нехотя, давясь, сжевала половину бутерброда. Все же швырнула остатки в контейнер и сунула в холодильник. Подцепила керосинку и пошла в комнату. Рухнула на кровать и смотрела в тусклый подрагивающий круг света на потолке. Наверное, Кармелла была права — в Муравейнике для меня одна дорога.