Я затушила керосинку на полу. Лежала в темноте и в тишине. Ни ругани, ни телевизора у бабки за стеной. Будто я попала в другое место, унеслась прочь из Муравейника. Я боялась даже дышать. Но что-то колкое пробежало по позвоночнику. Заставило прислушаться, напрячься. Я чувствовала чужое присутствие.
До моего слуха донеслось едва уловимое ширканье. Звуки осторожных шагов. Я похолодела, с ужасом понимая, что не одна здесь.
10
Я осторожно скатилась с кровати, проклиная скрипучее железо, пробралась к стене и прижалась, вытянулась, будто хотела с ней слиться. Я слышала осторожные шаги, видела мелькающий синеватый лучик фонаря. Грабители? Воспользовались тем, что вырубили энергию? Что брать в трущобах? Вещи? Почти ни у кого здесь не было путных вещей. Наличных — и подавно. Никто в здравом уме не станет снимать наличные.
Кажется, меня выдавало дыхание. Шумное, сбивчивое. Сейчас, как никогда, я чувствовала себя маленькой и одинокой. Беззащитной. Я положила ледяную ладонь на кулон, чтобы почувствовать поддержку отца, но стало только хуже. Пусто. Одуряюще страшно. Будто меня выбросили в бездонную пропасть.
Как минимум, их было двое — едва слышно переговаривались, но слов не разобрать. Просто пришипетывающий бубнеж. Я вжалась в стену, мучительно соображая, как быстрее и незаметнее скользнуть к входной двери. Коммуникатор со мной, а больше ценностей в доме нет. Но для этого нужно было пересечь коридор.
Когда бабка за стеной врубила телевизор, я вздрогнула так, что ударилась затылком о стену, думала, сердце оборвется. Теперь они не услышат меня. Пожалуй, это был единственный раз, когда я была благодарна этой глухой карге. Но плохо другое – я не смогу услышать их. В уши била трубная музыка заставки идиотского телешоу, стена будто вибрировала в такт. Я подалась вперед, аккуратно выглядывая, старалась заметить тонкие лучи фонарей.
Только сейчас я осознала, что если включился телевизор — значит, дали энергию.
Они были в ярко освещенной кухне — конечно, я забыла повернуть выключатель. Ни о каких блуждающих лампах в трущобах не могло быть и речи. Дверной проем находился как раз напротив, и отбрасывал на пол коридора длинный светлый прямоугольник, врывающийся острым углом прямо в комнату. Проскочить к двери было не так уж сложно, но для этого нужно было выйти на свет. В любом случае, если я сейчас же не выйду — они зайдут сами. И черт знает, что у них на уме.
Я сжала кулаки, несколько раз вздохнула и осторожно выглянула, намереваясь бежать, что есть сил. Один из грабителей стоял прямо в дверном проеме кухни, спиной ко мне, и загораживал свет. Другого шанса не будет.