Мне не давало покоя его лицо. Отвратительное сальное лицо с характерной родинкой над правой бровью. Все время казалось, будто я его где-то видела. Когда-то давно. Или впрямь все лысые как близнецы? Его представили как главу геологической разведки. Наверняка Мурена знал отца. Может, приходил к нам домой… Но если бы он приходил — я бы его запомнила. Такие рожи не просто стереть из памяти.
Я многократно перебирала в голове людей, которые приходили в наш дом. Мало, очень мало. Из-за вечных разъездов. Лишь очень редкие командировочные из геологического ведомства. Даже с немногочисленными друзьями отец общался лишь через коммуникатор. Порой запирался в кабинете с бутылкой виски, и я слышала из-за двери лишь гул разговора. Он называл это посиделками. Я всегда смеялась, потому что это название казалось мне совершенно женским.
Но в эту старую жизнь Мурена не вписывался. Память каждый раз упрямо подсовывала одну и ту же сцену. В тот вечер я возвращалась домой. Болтались в Даркой по улицам Муравейника дотемна. У подъезда стоял новый эркар на сирадолитовом движке. Бесшумный и блестящий. Из Большого Каварина — в Муравейнике таких не было. Я поднялась к отцу в мастерскую, сказать, чтобы он шел ужинать, но застала ужасную картину. Незнакомые люди, кажется, четверо. И отец, который стоял у стены, выставив открытые ладони. Такой жест делают, когда хотят что-то остановить, отгородиться. Папа увидел меня и выгнал. Грубо, повысив голос. Почти истерично. Велел идти домой. Он никогда не кричал. И голос не повышал. Я спустилась со ступенек мастерской, прошла мимо эркара. Дверца была приоткрыта, и я увидела сидящего на пассажирском сиденье мужчину, укрытого тенью.
Тогда я просто прошла, не слишком вглядываясь. Но теперь мне казалось, что я разглядела лысый череп и родинку над бровью. Отец тогда вернулся совершенно потерянный. Долго плескался в ванной за закрытой дверью, но мне ничего не сказал. Это было за пару дней до его ареста.
Но я не была уверена. Ни в чем не была уверена. Я слишком хорошо знала силу воображения, когда мозг охотно замещает действительное желаемым или надуманным. Можно уверить себя в какой угодно чуши, и она станет казаться правдой. Стоило мне услышать о чужой болезни — и начинало болеть все то же самое. Говорят, даже бывает ложная беременность со всеми физиологическими особенностями. Но причина лишь в голове. Мурена мне не понравился. Просто не понравился. И то, как он смотрел на Дарку…
Я старалась гнать эти мысли. Сосредоточилась на выборе наряда, на макияже. Несколько раз перерисовывала стрелки. Удивительно, но правый глаз все время выходил криво, хотя я могла нарисовать эти проклятые стрелки чем угодно в полной темноте. Чтобы забить пустоту, включила телевизор — дистанционные продажи. Глупая круглосуточная трансляция, где воодушевленные ведущие с приклеенными улыбками и стеклянными глазами впаривают всякий хлам. Кажется, сегодня был день ювелирки. Ведущая крутилась перед камерами, демонстрируя на тронутой возрастом шее пошлую штампованную подвеску из белого металла с желтым сердцем из янтаря. Редкая безвкусица. Если бы Пол увидел на мне подобное… Нужно выпросить мой кулон. Это моя вещь, только моя. И должна быть у меня. Не думаю, что он откажет.