–– Да уж, денёк сегодня выдался жаркий. Даже не предполагал, что поляки такая вредная нация. Ведь не варшавяне, даже не из Кракова, а гонору. Словно на голове пирамида их трёх корон зависла. В жизни на меня столько не пшикали, сколько напшикали эти паны деревенские. И то им не так, и это, и тралы не такие, и водилы плохо улыбаются. Я, пока по мастерским и по гаражам с ними ходил, молился, чтобы наши мужики этих партнёров с запахом лаванды, не разорвали. Ну, а как в нижние помещения спустились, сразу расслабились. Товар разве что не облизали.
Волох поднял свой фужер, чокнулся с Машиным и, сев в кресло напротив, развязал тугой узел галстука. Разговаривать не хотелось. Закрыв глаза, Маша несколько минут смаковала маленькими глотками холодный французский брют.
–– Что ты сказал им про Далматова?
–– Рассказал сказочку про больную мамочку, которая со смертного одра срочно вызвала сыночка, чтобы попрощаться. Любят наши европейские братья слезливые истории с поучительным концом. А уж если касается больной мамочки, то считай сто процентов прокатит. Ещё завтра позвонят, поинтересуются здоровьем старушки. Постарайся ответить с дрожью в голосе, что пока ничего не ясно. Кстати, у Далматова есть мама? А то как-то стрёмно похоронить старушку без его ведома.
–– Есть. И эта мамахен ещё всех нас переживёт.
–– Не звонил шеф?
Смахнув с подбородка сверкающую каплю, Волох не сводил с неё прищуренных глаз. Раздражённо скрипнув зубами, Маша сделала вид, что не услышала вопрос. Вроде по делу спросил, а такое впечатление, словно в унитаз головой окунул.
–– Не удостоил, – наконец, зло прошипела она, отводя глаза в сторону.
–– Что собираешься делать сегодня ночью?
–– Хочу ещё раз бухгалтерию проверить. Я тебе говорила, что в полицию попали какие-то наши документы. Надо хотя бы приблизительно знать, о чём идёт речь. Вчера просмотрела за этот год, но ничего подозрительного не нашла. Всё на месте. Сегодня хочу поднять архив за прошлый год. Посмотрю, может Наташка что-то напартачила.
– Вот это уж вряд ли, – захохотал Волох, закидывая голову на спинку кресла. – Наташка была педантом в работе. У неё все бумажки по часам разложены, всё подшито, стиплером скреплено. Ни одна накладная за всё время, что она работала, за бортик не закатилась. То качество, которому тебе, Машка-растеряшка, поучиться надо.
–– Идеальных людей не бывает, – раздражённо закусила губу Маша, опуская на стол полупустой фужер. – Кто-то умный, кто-то красивый.
–– Ну не скажи, – вальяжно потянулся в кресле Волох. – Наташка была и умная, и красивая. Никогда не скажешь, что из деревни вылезла. Впрочем, нет, была в ней какая-то деревенская стервозность. По головам вверх лезла. Наверное, из-за этого её шеф и попёр. От таких баб надо держаться подальше. Вот в Германии девиз женщин: киндер, кирхен, китхен, что в переводе, дети, церковь, кухня.