Выспоренное ей всучил той же ночью Миша – сказал, что настаивает. Нищая Комарова деньги взяла, хотя сражалась она с Кириллом не из-за денег, не из-за истины и, разумеется, не из-за Валерии Маззы.
Она впервые ощутила в тот вечер, что в одном теле с ней проживает бешеный азарт, а как с этим сожителем поступить, по молодости разобраться не смогла. Ну и он тогда не то чтобы мешал ей, даже почти не беспокоил – так, помахал ручкой и скрылся до времени.
В следующий раз азарт дал о себе знать спустя десять лет, в Баден-Бадене. Эх! Комарова с отвращением посмотрела в окно на мартовский двор, украшенный посредине гигантским ноздреватым сугробом. По всей площади двора были хаотично разбросаны небесно-голубые больничные бахилы и полиэтиленовые пакеты: их приносило ветром надежд с ближайшей помойки, рядом была поликлиника.
Бо́льшую часть времени двор был, кстати, вполне приятный и ностальгический – этакий уцелевший осколок прошлого. Советская муха в буржуазном янтаре. Вход в арку совсем недавно закрыли воротами от посторонних автомобилей, повадившихся ездить с площади Обороны на Декабристов, минуя светофор на Лунке. А прежде сюда мог зайти любой, и если этот любой был тоже не молоденький, то прямо насладиться не мог – двор, как машина времени, переносил свердловчан в девяностые и дальше, в глубь времён. Но приятным он был летом или ранней осенью, когда шелестят листвой деревья; а в марте все городские дворы выглядят отталкивающе, по мнению Комаровой. Хотя сейчас она бы даже в таком погуляла, жаль, не получится.
После сошествия вируса всем вокруг пришлось менять свои планы, оплакивать финансовые потери и сидеть взаперти, сколько скажут. Комаровой ещё повезло в сравнении с той же Олькой Меньшиковой, которая застряла в Италии, где у них был дом. С мужем, мамой и тремя детьми они сидели взаперти уже третью неделю, ожидая, пока ситуация нормализуется. Но она всё никак не нормализовалась, трупы, писала Олька, вывозят уже грузовиками и хоронить родственников не дают – дают потом баночку с пеплом, и всё.
Так что Комаровой действительно повезло: она была в командировке в невинной на той момент Швеции – и всего лишь попала под правило двухнедельной самоизоляции. Прямо из аэропорта, в маске, от которой сильно запотевали очки, приехала на квартиру к младшей сестре Наташке. А Наташка перебралась на две недели вместе с семьёй на дачу к маме, где переносить весь этот бред, конечно, легче. Ваня, сын Комаровой, ехать с ними отказался наотрез, жил вторую неделю в одиночестве и явно этим одиночеством наслаждался.