— Вы кого-нибудь видите? — шепотом воскликнул я, ощущая, как холодок пробежал по моему телу.
— Это всего лишь… проклятый можжевеловый куст, — ответил он. Я прекрасно понимал, что это чепуха, потому что куст можжевельника был совсем рядом. Он ходил после этого, круг за кругом, всюду тыча своей свечой, а потом вернулся ко мне с внутренней стороны стены. Он больше не смеялся, его лицо было бледным и напряженным.
— И как долго это будет продолжаться? — шепнул он мне, как человек, который не хочет прерывать того, кто говорит. Я был слишком взволнован, чтобы заметить, были ли перемены голоса такими же, как и прошлой ночью. Он внезапно растворился в воздухе, с тихим повторным всхлипом, затихающим вдали. Если бы там что-то было видно, я бы сказал, что человек в этот момент должен был сидеть на корточках на земле рядом с дверью.
После этого мы очень тихо пошли к дому. И только когда увидели его, я спросил:
— Что вы об этом думаете?
— Я не знаю, что и думать об этом, — быстро ответил он. Он взял с подноса, — хотя и был очень воздержанным человеком, — не кларет, который я собирался ему предложить, а немного бренди и проглотил его почти неразбавленным. — Заметьте, я не верю ни единому вашему слову, — сказал он, зажигая свечу, — но я не знаю, что и подумать, — прибавил он, когда был уже на полпути наверх.
Все это, однако, нисколько не помогло мне в решении моей проблемы. Я должен был помочь этому плачущему, рыдающему существу, которое стало для меня столь же реальной личностью, как и все, кого я знал; к тому же, что я мог сказать Роланду? Я опасался, что мой мальчик умрет, если я не найду способа помочь этому существу. Возможно, вы удивитесь, что я говорю об этом именно так. Я не знал, был ли это мужчина или женщина, но в том, что это была несчастная душа, я сомневался не больше, чем в своем собственном существовании, и моей задачей было успокоить эту боль, избавить от нее, если это было возможно. Было ли когда-нибудь подобное задание дано взволнованному отцу, опасающемуся за своего единственного сына? В глубине души я чувствовал, — каким бы фантастическим это ни казалось, — что я должен как-то исполнить это поручение или потерять своего ребенка; легко представить, что вместо этого я был готов умереть сам. Но даже моя смерть не продвинула бы меня вперед, если бы не привела в один мир с несчастным существом у двери.
* * *
На следующее утро Симсон ушел еще до завтрака и вернулся с влажными травинками на ботинках и выражением беспокойства и усталости, — свидетельством плохо проведенной ночи. После завтрака ему стало немного легче, и он осмотрел двух своих пациентов, поскольку Бэгли окончательно не оправился. Я проводил его на поезд, чтобы выслушать, что он скажет о мальчике.