— Стареешь, Павлуша, — И усмехнулась печально: — Да и я не молодею.
— По тебе не замечаю.
— Не обманывай.
— Как отец и мама? Мария нахмурилась:
— Дома трудно. После смерти дяди Станислава отец совсем замкнулся, сделался раздражительным.
— Меня бранит? Сестра замялась:
— О тебе и слышать не желает. Нет у меня сына, говорит, есть государственный преступник.
Точисский произнес с грустью:
— Бедный отец, он так и не понял меня,
— У тебя, Павлуша, отличная жена, — постаралась изменить разговор Мария. — Мы уже подружились.
Александра покраснела, а Павел повеселел:
— Не хвали, за ужином оценим. Павел не мог наговориться с сестрой.
— Отошла от нашего дела?
— Я еще не смогла наладить связь с социал-демократами. Подчас мне кажется, что их вообще нет в Житомире.
Точисский потеребил волосы, возразил:
— Ты не права. Если социал-демократов нет в городе, есть ты со своим опытом пропагандиста…
— Даже дома я не чувствую себя свободной, — перебила его Мария. — Отец постоянно следит за мной. У меня такое впечатление, что он, заподозрив меня, сам донесет в полицию.
— Оставь Житомир,
Сестра посмотрела на него с печальным укором:
— Мать постоянно болеет и с отцом они стали совершенно чужими.
— Прости. Давай сядем за стол…
Позже Точисский не раз корил себя за напрасный упрек сестре. Мать, Урания Августовна, действительно нуждалась в поддержке, и заботу о ней он, любящий сын, взять на себя не мог. Эта забота легла на плечи Марии.
Поразительно быстро промелькнуло лето. Жаркое, с грозовыми ливнями, со слепыми дождями при солнце и радугой через все небо. А потом неделями парило и дули суховеи.
Летом вельможные паны отдыхали на дачах, а Шулявка и Лукьяновка, Подол и железнодорожный район Соломенка задыхались в зное и горячей пыли.
В то лето Ювеналий Мельников познакомил Точисского с киевскими социал-демократами Ляховским, Эйдельманом, Чорбой.
На конспиративной квартире, где произошла встреча, Мельников представил Точисского как одного из видных пропагандистов марксизма в Санкт-Петербурге.
Бородатый студент-медик Борис Эйдельман заявил, что они готовы принять Павла Варфоломеевича в киевскую социал-демократическую группу, пусть только он подробней расскажет им о петербургской организации.
Павел согласился охотно. Он начал с того, как создавал первый кружок и о занятиях в нем, как потом сами рабочие становились пропагандистами марксизма. Говорил о своих друзьях по «Товариществу».
— Именно этого, работы среди фабрично-заводского люда, недостает киевским социал-демократам, — заметил Чорба.
— С этим нельзя не согласиться, — заметил Мельников. — Петербургские товарищи включились в пропаганду социал-демократии среди питерских рабочих несколько лет назад, и сейчас, несмотря на аресты членов «Товарищества санкт-петербургских мастеровых», организация снова возродилась.