Смешок у него выходит каким-то горьким. Норт протягивает мне телефон с записью голосовой почты. Смерив парня подозрительным взглядом, я осторожно беру в руки аппарат, заранее уверенная, что ничего убедительного там не обнаружу. Подношу к уху, запускаю записанный звонок.
«Пожалуйста, — слышу я собственный голос. Глухой всхлип. — Сейчас ты мне нужен больше, чем когда-либо. Где ты? — Еще всхлип. — Ты уже не успеешь…»
Это все, что есть, но я еще долго держу телефон у уха, глядя в одну точку и пытаясь переосмыслить. Это искренняя, отчаянная мольба шокирует до глубины души. Щеки горят алым от стыда. Даже если между мной-ею и Нортом что-то было, записывать такое слишком унизительно! Я его умоляла. И ладно бы он пришел. Но он не пришел, и меня сбросили с крыши. Вот так всегда и бывает, стоит кому-то довериться. Впрочем, о какой-либо степени доверия говорить рано. Мало ли по какой причине я решила, что Норт может мне помочь!
Запись не доказывает, что Норт не пытался меня убить. Но я совершенно точно знала, что в опасности, и не считала, что она исходит от него. Напротив, я надеялась, что он меня спасет. В общем, эта запись мало что доказывает.
С другой стороны, если уж кому и верить — так это самой себе. Уж наверняка у меня-ее было побольше соображений, чем у меня-меня. Хотя бы потому, что я-она должна была что-то знать о причине своего феерического полета с крыши.
— И ты мне не помог, — заключаю я настолько спокойно, насколько могу, и возвращаю телефон.
— Не думай, что я об этом не жалел. Так что тебе нужно сейчас? Зачем тебе пистолет?
Это он таким образом пытается очистить свою совесть?
— Мне нужно выехать и забрать вещи. Съезди со мной в мотель и считай, что мы в расчете.
Я думаю, что слова о расчете его ранят. Я надеюсь, что они его ранят. Потому что, судя по всему, он ранил меня.
Я не хочу, чтобы нас c Нортом видели вместе, если это вообще возможно, у Каппы ведь под каждым кустом папарацци. Но мне неожиданно везет: первые капли падают на землю еще до того, как мы покидаем библиотеку. Дождь расходится так молниеносно, что к машине мы бежим, шлепая по лужам и поднимая брызги. При такой непогоде собственные руки не рассмотреть.
Мы садимся в машину, и Норт включает печку, стаскивает пиджак, бросает его назад и брезгливо стирает ледяную воду с шеи. А мне вспоминается дурацкое сообщение, где я-она сказала, что человек с таким именем не может замерзнуть. Поймав ответный взгляд, я отворачиваюсь и ловлю ровно тот момент, когда дворники сбрасывают со стекла потоки воды. Именно сбрасывают — так ее много. Странно, но меня это зрелище отчего-то тревожит.