— Трогай, — кричит он кучеру.
Что толку, силюсь сказать я ему. Это вода, ее запасов хватит на то, чтобы дотянуться до нас где угодно, даже если мы отъедем на расстояние пушечного выстрела.
Опасен туман. Да, тот самый пар, который получается из уничтоженной огнем воды. Он ненормальный, слишком неподвижный, висит у пола плотным слоем, не выветривается даже от гуляющего по карете сквозняка.
Но как это объяснить архимагу и епископу, когда я не могу толком пошевелиться? Стоит мне отмереть — и ноги сами понесут меня в неизвестном направлении. Епископ, кажется, смотрит на меня, я едва различаю его в сером мареве, скашиваю глаза вниз. Да, он понял, приподнимается с сиденья, хочет высунуться в проем и предупредить архимага.
Туман как будто ждет именно этого момента, чтобы распрямиться пружиной, обнять меня за талию и ноги и потащить из кареты, я успеваю схватиться за раму, но он сильнее. Он испаряет мою ненадежную защиту, дергает меня так, что хрустят суставы, и я разжимаю пальцы, отрываясь от раскачивающейся как неваляшка кареты.
— Гвеллан! — кричит епископ, а я наконец раскрываю рот и ору:
— Помогите! — а потом у меня перехватывает дыхание, туман набивается в рот пахнущей водорослями ватой.
Ничего не понимаю, этот туман как будто проникает мне в мозг, успокаивает, но не может достучаться, просит сосредоточиться на шуме воды… А я не могу сосредоточиться, как он просит, ну и как бы я могла, болтаясь на высоте макушек деревьев на берегу? Пытаюсь отбиваться, но только вязну еще сильнее, как в паутине. И меня тащит-тащит-тащит, куда-то в сторону, к полю, на нем растут синие цветы…
И противный визг мешает, пронзает меня до макушки… Это я, оказывается, ору изо всех сил, уже охрипла, теперь сиплю…
Туманный вихрь швыряет меня вниз, Гвеллан перехватывает меня у самой земли, притягивает к себе каким-то огненным заклятием, но искры меня не обжигают.
– Я тебя защищу, — говорит он, задыхаясь, но ни капли не верит в свои слова.
Безобидная для меня вода оказалась к нему немилосердна: везде, куда попадали капли, одежда как будто заледенела и поломалась, а кожа… Наверное, тоже, некоторые прорехи обрамлены узкой багровой каймой.
— Даже ценой своей жизни защитите? — спрашиваю я, глядя, как перед нами взмывает огромная волна.
— Я же поклялся тебя защищать, — говорит он, обреченно вздыхая.
А мне чудится, что за стеной воды едва различимы две фигуры — сейчас они кажутся просто силуэтами в театре теней на мутной глади: девушка и юноша, судя по контурам одежды. И они словно вслушиваются в наш разговор, девушка мотает головой так сильно, что длинная коса взмывает змеей, юноша кивает.