— Вот, Давид Георгиевич, в последний момент все же решил любезно согласиться на мое предложение и присоединиться к нашей команде. Думаю, всем нам он хорошо известен и не нуждается в представлении. И конечно же, никто не будет против такого человека в команде! Прошу любить и жаловать.
— Нет, что вы, конечно не против, будем очень рады, — восклицает Федин.
— Круто, — выдает Макарский.
Бергман, наконец, опускается до того, чтобы обратить внимание на собравшихся. По очереди обводит всех спокойным ровным взглядом, пока не останавливается на мне.
Я по-прежнему в напряжении вдавливаюсь в стул и едва дышу.
— Евгения…
— Владимировна, — подсказывает Федин.
— Евгения Владимировна, рад новой, такой скорой и неожиданной встрече, — голос Бергмана проникает в голову через ушные раковины, заполняет, движется вниз по телу и, как обычно, пронзает до мурашек.
Только бы не догадался, как влияет на меня все, что связано с ним.
— В прошлый раз мы…точнее, вы…несколько вспылили, и мы не смогли конструктивно завершить диалог.
— В чем же был предмет спора? — снова восклицает Мишин, — очень интересно.
Бергман кидает быстрый взгляд на Мишина и вновь возвращает его на мое лицо.
— Мы с Давидом Георгиевичем обсуждали одну монету…стоит ли ее покупать или нет, — говорю непослушными губами.
— Вот, как раз, очень интересная тема, — вступает в беседу Сергиевский, — что за монета? А ты присаживайся, Давид Георгиевич, присаживайся. Может кофе?
Бергман садится за стол напротив меня и откидывается назад. Его поза расслаблена, а взгляд снова устремлен в мою сторону.
Что же это такое.
Мои ладони потеют, а сердце колотится в ритме тройного ускорения.
Может ли так быть, что он все подстроил специально? А Светлана? Она ведь ничего не говорила об участии в проекте Бергмана. Умолчала или сама не знала?
Сжимаю руки, лежащие сейчас на коленях, в кулаки.
Мне хочется сорваться с места и бежать отсюда прочь. Но я не могу. Контракт подписан.
Лично мной.
Не далее, как десять минут назад.
Все что мне остается — это сидеть и делать вид, будто не происходит ничего из ряда вон. И что я никак не реагирую на то, что Бергман продолжает осматривать меня самым наглым образом.
Отвожу взгляд.
Делаю несколько глубоких вдохов и выдохов.
Когда наши взгляды снова пересекаются, в моем ледяное спокойствие и безразличие.
Если он решил, что я позволю ему подорвать мою деловую репутацию, он ошибается.