Я прошёл через арочный вход, и оказался на дворе, куда выходили фасады с прямоугольными окнами на втором этаже и входами, украшенные резным камнем.
— Генрих, как я рад увидеть вас живым и здоровым, — вышел полноватый мужчина в отлично сидевшем на нем темно-сером костюме, словно собирался на званый вечер. Бледное гладко выбритое лицо, тонкий нос, ясные умные глаза. Он производил приятное впечатление. Обнял меня, похлопал по спине и повёл внутрь. Поскольку Генрих видел всё это много раз, я постарался всеми силами не удивляться. Выглядевшее довольно уныло снаружи, внутри здание оказалось больше похоже на сказочный дворец.
— Рад за вас. Вы заслужили рыцарский крест ещё давно. О ваших подвигах на Восточном фронте слагают легенды, — продолжил барон.
Фраза «Восточный фронт» резанула слух, и я открыл было рот, чтобы переспросить, что это означает, раз война с Советским союзом ещё не началась, как пробежал лёгкий ветерок, распахнулась дверь и на пороге возникла молодая женщина.
Почему-то я представлял немок тысячелетнего Рейха бабищами с широкими бёдрами, мясистой задницей и здоровенными сиськами. Их предназначение — рожать и рожать без остановки новое «пушечное мясо». Но эта женщина скорее напоминала изящную фарфоровую статуэтку. Она очаровывала не идеальными чертами лица или аппетитными формами, а трогательной естественностью. Мягкие волосы с оттенком летнего мёда, забранные в высокую причёску, оставляли беззащитной нежную шею. Сквозь тонкую ткань блузки прорисовывались соблазнительные линии небольшой, но по-девичьи упругой груди, коричневая юбка открывала прелестные стройные ножки. На округлом личике приковывали взгляд большие «оленьи» глаза, чувственный рот с крошечной родинкой под нижней губой. Я оценил вкус Генриха. Она стояла, замерев, прижав к губам длинные пальцы, и смотрела с испуганной напряжённостью.
— Господи, Генрих, ты вернулся, — наконец выдохнула она со всхлипом, бросилась ко мне. Обхватив за шею, начала горячо целовать.
Представить не мог, что немецкие аристократки могут быть такими страстными. Но мысль, что вся эта лавина чувств предназначалась вовсе не мне, а Генриху Гроссеру, быстро остудила мой пыл.
— Эльза, думаю, что Генрих устал с дороги, — рядом раздалось деликатное покашливанье барона.
Девушка оторвалась от меня, и, взяв за руку, провела по коридору. Распахнула дверь и в глаза сразу бросилась залитая мягким золотистым светом кровать, укрытая мохнатым пледом, но вместо эротических фантазий я ощутил только ужасающую усталость.
Эльза застенчиво улыбнулась, взяла с подушки свёрток и робко подала мне: