Неразличимы в их строю
От человека лица — морды
Каких-то хищных буйволиц
На толстых шеях, как ретортах,
Где мухи плавают и слизь.
Над цветником глумились нежным,
Лежал бедняга у стены,
Он видеть сам не мог, конечно.
Таков был вид со стороны.
Но там ещё другой быль зритель,
Кто вальсом водит новичков, —
Мизинчик грела в маргарите,
Бросала в шуточки смешков,
И редкий взгляд, пожалуй, глуп,
На опозоренный мой труп.
Да, понимаю, про вставай же
Без исключения кричать
Готовы все, чтобы начать,
Но здесь особо мы покажем,
Как при монокле, где-то там,
Парил амур над бельэтажем,
Он был в то время сирота
А в них, в сиротах, острота
Весьма высокая у чувств,
Когда есть время, то учусь.
Да, и театр и бельэтаж,
И было многое помимо,
Лежит слуга покорный ваш,
И глупый взор струит фемина.
Вдруг спросят автора: ответь,
Ты что задумал? где фактура?
Ведь тупиковая же ветвь,
Театры, барышни, амуры.
Что автор скажет им на это.
Покроет чем же их валета?
Боюсь, загадывать но дам,
Ему симпозиум не сдан.
Не видно стада королей,
Не прут тузы со всех аллей.
Как если б некий он не стоик,
То мог бы зело впасть в унынье,
Нашёл бы, где не занят столик,
К нему меню бы применили,
Он ткнул бы там, где ткнётся
пальцу,
Попал бы верно в редкий упс,
С которым как бы разбирался,
Опять загадывать боюсь.
Однако — стоик и без крапа
Не одолеть когда вольта,
То прочь амур, держите краба,
Готов к биению фонтан,
Брать в руки нечего, когда бы,
И сжатый в пыль судьбы тисками,
Он никогда не выпускает
Не из одной себя руки.
Биёт история такая:
Мы любим делать пикники…
Мы любим делать пикники,
Набрать мяска, призвать актрисок,
Порой гульнём на Позняки,
Где бор желаемый так близок,
Оттуда в баньку на Сырце,
Потом лежать на озерце,
Чай, не Иванков, где жена
По суше хаживать должна,
Верна презумпция вины,
О чём не ведает безусый,
Ему и прочим остальным,
Кто не слыхали за презумпций,
Мы козыряем из шинка,
Не отрывая шашлыка
От важных дел зубами иска,
Коленом движется актриска,
Продемонстрирует красот
И с той же палочки грызёт