– Просто мне страшно, – призналась она. – Я дезориентирована. Здесь всё не так, как я привыкла, и я не знаю, как себя вести. Я ничего не понимаю и всего боюсь.
Эртан стал предельно серьёзен.
– Смотри, – мягко предложил он, – сейчас мы сворачиваем серьёзные разговоры. Наши все уехали, у меня тоже найдутся дела, я не стану тебя беспокоить. Ты вольна делать что хочешь, если что-то понадобится – я достану или организую. Будешь готова поговорить о будущем серьёзно – поговорим, нет – будем жить как живётся. Тебя никто не обидит и уж точно не станет ни к чему принуждать.
Хотя, казалось бы, он сказал исключительно хорошие слова, которые должны были бы её ободрить и успокоить, она, напротив, сжалась и поникла.
Мысленно послав к небу молитву с просьбой даровать ему терпения, Эртан мягко спросил:
– А теперь что не так?
Помявшись, принцесса раскололась:
– Мне здесь скучно.
Эртан стал всерьёз задумываться о том, что на младшей дочери ниийского короля природа отдохнула, забыв вложить ей в голову хоть какую-то способность к логическому мышлению.
В защиту Рэми отметим, что она вовсе не была глупа, но просто всю свою жизнь подчинялась жёсткому дворцовому регламенту, который определял каждый час её жизни. Нет, Рэми случалось принимать самостоятельные решения и выбирать, что ей нравится больше, но обычно это была готовая чёткая альтернатива вроде: «Чем ты предпочитаешь заниматься с двенадцати до часу: музицировать, рисовать, танцевать или вышивать?» или «Какую науку тебе интереснее изучать, естественную, математическую или гуманитарную?» Принцесса прекрасно умела выбирать из нескольких предложенных вариантов, и даже обладала навыком самостоятельной организации своего свободного времени. Но вот глобальные вопросы того плана, как жить, всегда находились вне её компетенции.
С глубоким терпением, выдающим опыт человека, который рос в одном доме с тремя младшими сёстрами, Эртан переспросил:
– А чем тебе нравится заниматься? – и подумал, что если и здесь он сейчас услышит очередное: «Не знаю» – то точно взорвётся.
К счастью, небеса смилостивились над его нервной системой, и Рэми охотно принялась перечислять те занятия, которые ей нравились.
– А ещё мне очень нравятся селекционные опыты, – вконец оживилась она. – Мне при нашей академии выделили отдельную теплицу, я там…
В следующие четверть часа Эртан узнал о селекции больше, чем за всю предыдущую жизнь, и уж точно больше, чем ему хотелось бы о ней знать. Однако он мудро помалкивал и вставлял в нужных местах одобрительные высказывания, удивляясь тому, как преображается человек, который говорит об интересующем его предмете. Живая эмоциональная манера Рэми рассказывать о её опытах по опылению цветков тыквы никак не вязалась ни с её обычной вежливой язвительностью, ни с уже начинающей раздражать инфантильной неспособностью сориентироваться в собственной жизни.