— Мама, мамочка, родненькая моя, пей, хоть немного выпей, прошу тебя!
Екатерина мотала головой, что-то шептала, невидящими глазами глядя перед собой. Годунов в отчаянии смотрел на нее, понимая, что теряет навсегда, что это конец всем его надеждам. От чародейской лихорадки не было спасения, от нее сгорали в течение одних, двух суток. В голове вдруг вспыхнула картинка: Катя морщится, уколовшись о шип розового букета, который она держала в руках. Откуда он взялся?
— Вяземского ко мне!
Примчавшийся Вяземский выслушал его, подхватил букет рукой в перчатке и исчез.
Ирина, сидя рядом с матерью, бережно, тонким потоком вливала в нее силу. Екатерина вдруг четко произнесла:
— Максим! Максим! Скоро мы будем вместе!
Зыбкая пелена, появившаяся возле кровати, уплотнилась. Максимилиан Шереметьев нежно смотрел на жену, печально улыбаясь ей.
— Не спеши, Катенька. Твое время еще не пришло. Я буду уже далеко, когда оно придет. Живи, любимая. Я и здесь научился видеть сны, ты снишься мне, милая.
Он поднял глаза, увидел Ирину, по щекам которой текли слезы.
— Доченька, Иришка родная! Какая ты красавица! Помоги маме! В своих оранжереях она вывела новый сорт курильского чая, с алыми лепестками, в центре цветков — золотые тычинки. Цветы и листья для отвара, будешь поить маму. А ветки целиком — порубить и запарить для ванны. Во все вливать силу. Позовите младших Шереметьевых.
Образ князя стал таять, донеслись его последние слова:
— А ты береги ее, Годунов.
Алена и Ефим Шереметьевы работали в Карелии над своим новым проектом, готовили саженцы для закладки в этих суровых краях персикового и яблоневого сада. Примчавшись скороходом, они сразу же отбыли в Белоярск. Нужно было в начале зимы разбудить спящие растения и заставить их цвести. Обратно с ними пришел Ланселот Бернс. Вскоре уже кипела вода и заваривались отвары для ванны и питья. Остудив, Ирина медленно, из чайной ложечки, поила мать отваром. Годунов, попросив Бернса отвернуться, сам раздел жену и уложил в ванну. Мыл отваром ее лицо и смачивал волосы. Когда он начал остывать, завернул Екатерину в полотенце и уложил под одеяло.
Она перестала дрожать, смертельная бледность исчезла, но лицо ее было утомленным, она сразу уснула. Бернс, успокоенный улучшением состояния Екатерины, ушел домой, успокоить Наташу. Ефима и Алену Годунов отправил в покои матери, которые остались у нее для гостей.
— Отдохните, я распоряжусь, вам принесут ужин.
Они шли по коридору, усталые, выжатые до полного бессилия. Беспокойство за мать выматывало не меньше, чем сама работа с чарами. Неожиданно навстречу им метнулась невысокая белокурая женщина и, заливаясь слезами, запричитала: