Император предложил Екатерине набрать себе штат фрейлин, но та решительно отбилась от этой чести, не желая терпеть рядом с собой почти круглосуточно толпу бесконечно болтающих и стреляющих глазками девиц. Горничная и камеристка — это все, на что она согласилась. Отношения между Владимиром и Екатериной застыли на одном уровне. Они спали в одной постели, но на разных ее половинах. Годунов боялся прикоснуться к жене и увидеть снова тот испуганный взгляд, что был у нее наутро после приступа его яростной ревности. Он желал ее постоянно, но еще больше боялся, что она снова уйдет в Белоярск и будет сидеть там, опустив голову, на диване, ставшем последним ложем Максимилиана Шереметьева.
Императрица днями работала с комиссией по законодательству и если в первое время зубры российского правоведения гневно отвергали почти каждый пункт, каждую статью ее проекта, то вскоре многие из них, неловко улыбаясь, признавались Императору, что Екатерина смогла сломить их предубеждение и постепенно, рассматривая каждую статью, убедить в том, что она разумна, своевременна и будет работать в условиях современной жизни Империи. Ставший его Первым Советником граф Столыпин Петр Аркадьевич, смеясь, однажды признался, что их Императрица имеет мужской склад ума и твердый характер. Факты, факты и еще раз факты, только на их основе она строит все свои умозаключения.
Как бы то ни было, но для Годунова Катя оставалась любимой и желанной женщиной. Он не смог слишком долго выносить их размолвку, в которой считал себя виноватым. В один из вечеров, когда она вышла из ванной, он подошел к ней, уже одетый ко сну, обнял ее за плечи, прижал к себе и глухо проговорил:
— Катенька, нет сил уже терпеть твое отчуждение. Прости меня, дурака, я никогда не хотел тебя обидеть или сделать тебе больно. Люблю тебя, ревную, хочу, чтобы ты принадлежала только мне, была всегда со мной. Ты же пожелала заниматься мужским делом, рядом с тобой постоянно будут другие мужчины. А они… эти … кругом, смотрят на тебя такими жадными глазенками, убил бы. А мне хочется тебя спрятать ото всех, ты для меня, только для меня. Прости меня, Катя, не рви мне душу.
Он ласково провел ладонью по ее спине, чуть отстранил от себя, заглядывая в удивленные серые глаза. Поцеловал нежно и невесомо, одной рукой придерживая ее затылок. Шептал ей на ушко глупые, нежные словечки и целовал, целовал. Она сдалась, обнимая его и отвечая на поцелуи, лаская его тело, подстраиваясь под его движения. Он ловил губами ее сладкие стоны, сгорая в любовном жаре, взлетая на вершину блаженства вместе с любимой женщиной. Ненасытный, неутомимый, в эту ночь он окончательно смирился с тем, что ему досталась жена, непохожая на других, знакомых ему женщин. И эта мысль уже не приносила ему разочарование или гнев. Он просто принял ее, как данность.