Однажды вечером Максимилиан, зайдя в большую гостиную, увидел, что жена его, низко наклонив голову, рассматривает через сильную линзу какой-то предмет. Он остановился, наблюдая. Екатерина между тем острыми щипцами поковырялась в предмете, затем отщипнула от него что-то, покрутила перед глазами и гордо сказала себе:
— Прелесть! Истинная звезда Испахана!
Приложила к груди темно-синюю звезду, сияющую мягким светом, прошлась, плавно поводя бедрами, напевая незнакомую князю странную мелодию. Была в ее танце особая прелесть и притягательность, в этот миг она стала другой, женственной и очаровательной. В смятении чувств Максимилиан вышел из гостиной. В этот вечер они ужинали вдвоем, увлеченная книгой Наташа попросила ужин к себе в комнату.
— Вы не скучаете, Екатерина? — спросил вдруг жену князь.
— Нет. — коротко ответила ему она.
— А как же ваш взгляд на наш брак, вы его не изменили?
— От моего взгляда ничего не изменится, князь. Так сложилось, все как в одной притче, где мыши плакали и плевались, но упорно ели кактус.
— А что такое кактус?
— Видно, что вы не увлекаетесь домашними цветами. Это такой цветок. Цветет он очень редко, но колючек на нем чрезвычайно много, они острые и жесткие. Мы подчинились приказу Императора, теперь нам никуда не деться, будем упорно питаться кактусами, плакать и плеваться, но есть.
Максимилиан невесело усмехнулся:
— Я вам настолько неприятен? Хуже, чем кактус?
Супруга отзеркалила ему усмешку:
— А я вам? Вы наверняка строили планы взять в жены яркую красавицу, а женились на серой мышке. Смириться с таким сложно.
Что-то дрогнуло в душе князя, он встал, подошел к жене, поднявшейся из-за стола, положил ей руки на плечи и посмотрел в ее серые глаза, в которых вдруг отчаянно заметались смятение и страх. Он наклонился и поцеловал ее в приоткрытые губы, сначала нежно и невесомо, потом властно и жадно. Целовать ее оказалось приятно, ее растерянность и то, как она покачнулась в его объятиях, будто от головокружения, заставили его пойти дальше. Он подхватил ее на руки и занес в свою спальню. Там, целуя и лаская, растерянную и покорную, привычными движениями опытного мужчины раздел и уложил на постель, сбрасывая одновременно одежду с себя. Ее тонкое тело было гибким и сильным, бедра округлыми, а грудь упругой. Его руки исследовали каждый изгиб, каждую приятную выпуклость, а жена отвечала ему такими же жаркими ласками, он слышал ее тихие, протяжные стоны. Они оба забыли обо всем.
Когда Катя вскрикнула, он остановился, недоверчиво глядя ей в лицо. Две прозрачные слезинки выкатились из-под сомкнутых век. Он слизнул их, осушил веки поцелуем.