С этой минуты она с надеждой всматривалась в каждого, кто проходил мимо, шли они навстречу или настигали ее в пути. Неторопливы были их шаги, скорбен и задумчив лик каждого. Не было ни улыбок, ни интереса к тому, что их всех окружало. Казалось, лишь тяжкие мысли одолевали всех, встреченных ею. Да и сама она, внезапно вспоминая какую-то мелочь или сценку из своей жизни, часто грустила оттого, что уже не встретит никого из тех, к кому тянулась и кого любила. Маленький сын Петруша остался там, куда не прорваться уже ей со своей любовью и лаской. Сестра Наташа, которую она искренне любила и которая любила ее, Катю, сейчас оплакивает смерть родного ей человека. Катя верила, что Ланселот и Айрин сделают все, чтобы дети были счастливы, а ей самой уже не дотянуться до них, не увидеть, как они растут и взрослеют.
В один из таких дней она заметила, что некоторые из тех, кто встречались ей на дорогах Нави, были прозрачнее, невесомее остальных и ее озарило в очередной раз. Все они только души, пришедшие сюда для осмысления прошедшей жизни и перерождения! И она сама — только душа, без своей телесной оболочки! И потому ее не мучают ни голод, ни жажда, она не испытывает потребности в сне. Только бредет по серой дороге вместе с такими же душами и точно также где-то рядом идет ее муж, любимый Максимилиан. Тогда почему Шумская решила, что они похожи? Они — две разные души!
Порой она задумывалась о том, правильно ли она жила, много ли обиженных ею осталось в двух ее жизнях. Несколько раз вспоминала Годунова, вначале гнев поднимался в ней от этих воспоминаний, но постепенно накал ее чувств охлаждался и вскоре она размышляла спокойнее, вспоминая Императора с его притязаниями. Несколько раз она видела, как из тумана появлялись мерзкого вида твари и, схватив какую-нибудь душу, утаскивали за собой в серую хмарь. Никто не сопротивлялся им, только короткий крик раздавался иногда.
Катя все шла и шла, раздумывая, вспоминая, порой жалея о том, что сделала в своих жизнях не так, а порой испытывая тихую радость от того, что было у нее счастье, были надежды и рядом с ней жили люди, которых она любила и которым верила. И которые ее тоже любили ее и верили ей. Высокий темноволосый мужчина шагал впереди нее, так знакомо опустив голову и слегка покачиваясь при ходьбе. Макс? Она ускорила шаг, опережая его и поворачиваясь к нему всем телом. Такие знакомые, мрачные, синие глаза под темными бровями. Сведенные в тяжелом раздумье брови, губы, умеющие целовать ее так пылко и нежно.
— Максимилиан! Макс, любимый мой, ненаглядный Макс!