Разное говорили, но все сходились на одном: Петька мальчик опасный.
Я тогда была в восьмом классе и уже понимала, что красота не в новых платьях или косметике, она у каждого внутри. Я-то понимала, а одноклассники нет, поэтому на свидания меня не приглашали, а тут Петька неожиданно вызвался. Уговаривал, расписывал мои красивые глаза, улыбку, фигуру… Другими словами пытался обаять.
Сам-то он внешне привлекал внимание: выше прочих, широкоплечий, с задоринкой в глазах и каштановой гривой. Он улыбался, и девчонки таяли, хотя и слышали неприятные истории. Так что, когда красивый мальчик обратил внимание на меня, я тоже растаяла. Но ненадолго. Ровно до следующей перемены, когда Петька, не зная, что я стою за углом, принялся кадрить девчонку из параллельного класса.
От гулянки я отказалась, прямо сообщив ему об этом в конце дня, – до этого не решалась. Всё-таки, мальчик он был сильный, и помимо дурной славы имел какой-никакой, но авторитет у определённых ребят, ставшими позднее грозой нашего городка.
Да-да, можете считать меня трусихой, но отказать было страшно.
В общем, Петьку я расстроила, а он расстроил меня, рассказав, какая я особенная и неправильно понявшая его ухаживания за другими. Мол, он такой несчастный: всё пытается найти нормальную девчонку, проверяет её на ревность, но все оказываются сплошными скандалистками. А я ругаться не стала, а тихо подошла и сказала, что не пойду гулять. Петька меня за это ещё больше начал любить.
Несомненно, в любовь мне не верилось. И если бы Петька не стал рассказывать о заболевшей матери, которая так ждёт, когда он познакомит её с подружкой, я бы никуда с ним не пошла. Но рассказ о маме впечатлил. Петька упоминал те моменты, которых мне так не хватало в собственной жизни. Моя-то мама к тому времени давным-давно уже умерла, и мне её очень сильно не хватало.
Жалея мальчика, которого вроде как вокруг все оболгали, и он готов мне это доказать, я взяла портфель и после уроков пошла с Петькой.
Сомнения, конечно, закрадывались в сердце, ведь я сама не раз видела Петьку в компании то одной, то другой, то третьей девчонки, но он всю дорогу повторял, что они все не те, а я особенная. Снова и снова вспоминал болеющую маму. Расспрашивал о моей и искренне сочувствовал.
Это я потом уже поняла, удирая от обидчика: вешали мне лапшу. Профессионально и воодушевлённо. А тогда в объятиях красавчика, ласкающего мою шею травинкой, думала, что, может, и правда, окружающие о нём лгут.
Хорошо, я худенькая и юркая – увернулась от этого недоделанного мачо, а ведь могло закончиться не только порванным платьем.