Мужчина до сих пор четко помнил давние поцелуи Моник — прохладно-белые, свежие, похожие на лепестки серебряных лилий. Они были прозрачные и чистые, как колодезная вода, и вымывали из него всякий гнев и всякий страх, вымывали всё лишнее.
Поцелуи Софии были иными — алые, горячие, присущие юности, только вступившей в свои права. Такие поцелуи будоражили, рождали в сердце бурный водоворот желаний. При одном только воспоминании о них трепет сладостного притяжения охватывал душу, как лесной пожар.
Но сегодняшний поцелуй незнакомки отличался от всех, когда-либо испытанных прежде. Себастьян впервые затруднялся в определении цвета: тот был совершенно особым, трудно уловимым. Одно можно было сказать однозначно — энергетика женщины была далека от мягкости, она напоминала ювелиру простой и честный клинок, спрятанный в нарочито пышно украшенных ножнах. Этот клинок умел лишь брать своё, и поцелуй тоже был взят силой. Если быть откровенным, с мужчиной впервые случилось такое, и ощущения подкупали новизной и остротой.
Когда же прощальное очарование поцелуя развеялось, остался резкий, щелочной привкус. Словно бы металла… или крови.
Себастьян нахмурился и с усилием попытался восстановить в памяти лицо незнакомки.
На нем было много косметики, и ювелир мысленно отсек все производимые ею эффекты, постепенно выстраивая модель с истинными, дарованными природой чертами. Они оказались достаточно острыми и не совсем пропорциональными. Незнакомка по-прежнему оставалась загадочной, но назвать ее в классическом представлении прекрасной было уже затруднительно. Губы в естественном состоянии сделались тоньше, а взгляд без длинных накладных ресниц — суше и жестче. Прическа слишком идеальна, чтобы быть натуральной — почти наверняка парик…
Ювелир сам вздрогнул от ужаса своей догадки, но ошибки тут быть не могло: Маршал.
Несомненно, это была она, и она же спасла его от неминуемого ареста. Но для чего? И почему вообще убийца оказалась в «Шелковой змее» одновременно с ним? Плохо дело. Слишком много совпадений, обещающих много проблем.
Себастьян едва не застонал от досады. От всех этих женщин, будто сговорившихся против ювелира, уже голова шла кругом.
София казалась ему невинным, неиспорченным ребенком, совсем наивной девочкой. Она привлекала своей беззащитностью и возможностью оказывать покровительство, — возможностью чувствовать себя сильным мужчиной, если говорить начистоту. Без него Искаженная попросту не выживет в этом мире.
Моник была другой: не легкомысленная фея, скорее — строгий совершенный ангел, не нуждающийся ни в чьей заботе или опеке. Ангел Изначального, не имеющий недостатков, и, как и все ангелы, растворившийся в вечности. Теперь с ней никто не мог соперничать, никогда.