Мать, закрываясь руками, вжималась в стенку. Из разбитого носа текла кровь, под глазом наливался здоровенный синяк. Отчим, размахивал сапогом, лупил мать у по голове, спине, стараясь попасть каблуком в лицо.
– Сука брехливая!
Тонким голосом орал он, лицо было набрякшим, рот раззявился косо и страшно
– Сапоги-то починила! Не купила! Дрянь! А деньги? Куда дела?
Тут небо обрушилось на Альку с грохотом и звоном. Мир стал странным, нереальным. Сквозь пелену она слышала свой крик и какой-то полузадушенный, заячий голос отчима. Пришла в себя она от того, что ей чем-то резануло руку. Как в кино она с интересом наблюдала, что, зажав отчима в углу, она приставила ему к горлу нож и орала: «Еще раз тронешь мать!!!»
Отчим, как пес, приседал, отползал и шептал: «Тигра… тигра… тигра»!
На следующее утро Алька проснулась поздно. С раскалывающейся головой вышла на кухню. На столе лежал кулек шоколадных конфет и три рубля. Мать сидела за столом и старалась запудрить синяк.
– Вон там, Александр Иванович тебе деньги оставил. Сказал, чтоб сережки купила к платью. И извинился утром, знаешь…
Алька плюхнулась на стул напротив матери. Они посмотрели друг на друга и начали хохотать. Сначала неуверенно. Потом все громче и громче. До слез.
Достала конфету, она протянула одну матери, вторую развернула себе. А в кульке, около самой газеты, лежал крохотный белый шарик. Откуда он взялся…
– Мам, ну хватит, голова уже отваливается, так дергаешь!
Еженедельная экзекуция подходила к концу. Посредине кухни, на ножках перевернутой табуретки был установлен таз. На плите бурлила здоровенная кастрюля с водой, правда воды в ней уже осталось немного.
Алька стояла на коленях перед тазом, а мать, вся потная и распаренная стирала дочкины волосы. Стирала так, как стирают бельё – хозяйственным мылом. Все попытки нормально помыть голову оказывались неудачными, Аля совершенно не справлялась со своей гривой и промыть ее не могла. Потом мать в ковшике развела уксус и шарахнула в таз, окатив многострадальную рыжую копну. Кое-как отжав плотную, струящуюся массу, завернули ее в огромную простыню, а потом еще долго отжимали полотенцем.
Потом обе красные, как раки, устало плюхнулись пить чай. Прихлебывая с ложечки бабкино вишневое варенье с вязкими вишенками и сплевывая косточки в блюдце, Алька говорила матери раздраженно и уверенно:
– Мам, я косу отстригу!
– Чтооо? Ты сдурела, что ли? Да в ней вся красота твоя, чуднОе создание! Не вздумай, смотри!
– Сейчас это не модно совсем. У меня платье… Ты представь, как с ЭТИМ платьем и новыми сережками будет выглядеть твоя дурацкая коса.